Фердинанд Оссендовский - И звери, и люди, и боги
Я чувствовал себя уже вполне прилично, и потому на следующий день после возвращения в Зайн-Шаби решил выехать в Ван-Куре. На прощанье я получил от хутухты большой хадак и выслушал теплые слова признательности за подарок, преподнесенный ему в первый день нашего знакомства.
- Великолепное лекарство! - восклицал он. - После поездки я был весь измочаленный, но стоило принять ваше лекарство - и я воскрес. От всей души благодарю!
Бедняга проглотил осмирид! Большого вреда он принести не мог, а вот то, что помог, было чудом. Возможно, западные врачи заходят испробовать это новое, безвредное и незамысловатое средство - правда, на всей земле его фунтов восемь, не больше; единственное, что я прошу, - признать за мной приоритет на лечение им в Монголии, Бархе, Синкянге, Кукуноре и других местах Центральной Азии.
Проводником со мной вызвался ехать один русский поселенец из старожилов. Мне предоставили легкий и удобный экипаж, который прицеплялся к передвигавшей его живой силе весьма оригинальным способом. Оглобли крепились к четырехметровому шесту, концы которого два всадника клали к себе на седла и, пустившись вскачь, тянули собой коляску. Сзади ехало еще четверо всадников с четырьмя запасными лошадьми.
Глава тридцатая.
Арестован!
На расстоянии двенадцати миль от Зайна мы увидели с гребня горы всадников, пересекавших долину гуськом; через полчаса мы поравнялись с ними на берегу глубокого илистого ручья. Отряд состоял из вооруженных русскими ружьями монголов, бурят и тибетцев. Двое мужчин ехали впереди. Один из них в нахлобученной на голову огромной каракулевой папахе и черной кавказской бурке с живописно откинутым красным башлыком преградил нам дорогу и заговорил со мной грубым, хриплым голосом:
- Кто вы такие? Откуда и куда направляетесь?
Я кратко ответил на его вопрос. Они же, по их словам, принадлежали к войску барона Унгерна, а непосредственно отрядом командовал капитан Вандалов.
- А я капитан Безродный, военный советник, - и мужчина неожиданно разразился громовым хохотом. Наглое, глупое лицо его вызывало во мне глубокое отвращение и, раскланявшись с другими офицерами, я приказал своим сопровождающим трогаться.
- Нет, нет, - запротестовал Безродный, вновь преграждая дорогу. - Я запрещаю вам ехать дальше. Поворачивайте назад, у нас будет с вами серьезный разговор в Зайне.
Я пытался протестовать, показывал письмо полковника Казагранди, но никакого результата это не возымело: на все мои аргументы Безродный только холодно ответил:
- Что там написал полковник Казагранди - его дело, мое же - вернуть вас в Зайн и допросить. Сдайте оружие. - Послушайте, - сказал я. - Ответьте мне откровенно. Вы действительно воюете с большевиками? А может, вы красные?
- Поверьте, нет, - вмешался, приблизившись, бурят Вандалов. - Мы сражаемся с большевиками уже три года.
- Тогда я не могу сдать вам оружие, - спокойно произнес я. - Я прошел с ним Советскую Сибирь, оно не раз выручало меня в схватках с врагом, и вот теперь меня обезоруживают белые офицеры! Это оскорбление, и я не смирюсь с ним.
С этими словами я швырнул в поток маузер и ружье. Офицеры были в замешательстве. Безродный побагровел от гнева.
- Я только избавил себя и вас от унижения, - объяснил я свой поступок.
Не говоря ни слова, Безродный повернул коня и поехал вперед, за ним двинулись все триста всадников; задержались только двое, они приказали монголам развернуть коляску и после все время ехали сзади. Итак, я арестован! Один из присоединившихся к нам офицеров был русским, он поведал мне, что Безродный везет с собой кипу смертных приговоров. Я не сомневался, что один из них мой.
Глупо! Боже, как глупо! Стоило прорываться с боем сквозь красные части, замерзать в снегу, голодать, чуть не погибнуть в Тибете - и все только для того, чтобы тебя прикончила пуля монгола из отряда Безродного? Ради такого удовольствия можно было не забираться столь далеко. Любая сибирская ЧК с радостью оказала бы мне такую услугу.
В Зайн-Шаби мой багаж подвергся тщательному досмотру, а затем Безродный потребовал от меня подробной информации о событиях в Улясутае. Наша беседа с ним длилась три часа, и все это время я старался защитить офицеров, о которых Домоиров посылал в Ургу не всегда верные рапорта. Наконец капитан встал, принес свои извинения за мою задержку, а затем подарил мне отличный маузер с серебряным покрытием на рукоятке, сказав при этом:
- Восхищен достоинством, с которым вы держались. Примите этот маузер на память о нашей встрече.
На следующее утро я вновь выехал из Зайн-Шаби; на этот раз в кармане у меня был пропуск от Безродного на случай встречи с его разъездом.
Глава тридцать первая.
Путешествие с правом "урги"
Еще раз повидали мы знакомые места - гору, с которой впервые заметили отряд Безродного, ручей, куда я бросил оружие, - но вскоре они оказались далеко позади .В первом же уртоне нас ждало разочарование: лошадей не было. В юрте находился сам хозяин и двое его сыновей. Когда я показал ему свои документы, он воскликнул:
- У нойона есть право "урги"! Ну тогда лошади будут скоро.
Он прыгнул в седло, дав моим спутникам-монголам по жерди, каждая четырех-пяти метров в длину, с петлей на конце, и мы двинулись вперед. Свернув с дороги, мы около часа ехали по равнине, пока не встретили большой табун. Монгол с помощью жерди с петлей (она-то и называлась ургой) начал отлавливать для нас лошадей, но тут со стороны гор показались галопом скачущие к нам хозяева стада. Старик-монгол показал им мои документы - они покорно согласились отдать коней и предоставить мне в проводники четырех своих людей, вместо тех, кто сопровождал раньше. Именно так путешествуют монголы по стране - не от станции к станции, а от стада к стаду, где быстро отлавливают и седлают свежих лошадей, а уставших животных возвращают в родной табун. Монголы с большим уважением относятся к "праву урги": мгновенно седлают лошадей и мчатся до соседнего - в нужном вам направлении - стада как одержимые, а там уже вами начинают заниматься новые люди. Путешествующий "по урге" может брать лошадей и в отсутствие хозяев, но тогда ему приходится просить сопровождающих продолжить с ним путешествие до следующего стада, оставив своих животных временно у здешнего владельца. Впрочем, стараются обходиться без этого: монголы не любят оставлять лошадей в чужом стаде - их потом трудно отыскать и легко спутать.
Считается, что чужестранцы стали называть монгольскую столицу Ургой именно из-за этого обычая. Сами же монголы величают ее Та-Куре (Великий Монастырь). Буряты и русские, первыми завязавшие торговые отношения с местным населением, стали именовать ее Ургой, потому, что именно здесь пересекались караванные пути, именно сюда съезжались купцы, путешествующие по безграничной равнине этим древним способом. Есть и другое объяснение. Урга лежит между двумя горными кряжами в расщелине, напоминающей по форме петлю, а вдоль одного хребта течет река, так что вся конфигурация похожа на традиционную "ургу".
