Вернер Мазер - Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность
К возникновению и распространению негативных слухов о награждении Гитлера в значительной степени приложили руку и сами национал-социалисты. Они не хотели признать (или были просто не осведомлены), что Гитлер получил эту награду, которую он гордо носил до самой смерти, по представлению адъютанта полка еврея Гуго Гутмана, после того как в тяжелых боевых условиях пробрался с сообщением в расположении немецкой артиллерии и тем самым предотвратил открытие огня по своей пехоте, вырвавшейся вперед.[105]
* * *В качестве посыльного при штабе полка Гитлер постоянно находился в окружении неоднократно сменявшихся командиров и штабных офицеров и видел и слышал больше, чем офицеры батальонного, ротного и взводного звена. Те из них, кто случайно встречался с ним, сразу обращали на него внимание. Одному из них, командиру 9-й роты, он 17 июля 1918 г. спас жизнь. После боя южнее Куртьези он нашел его, тяжело раненного американским снарядом, и дотащил до своих. Спустя две недели он был награжден Железным крестом I степени. Еще через три недели он поехал в служебный отпуск в Нюрнберг, 25 августа получил знак служебного отличия III степени и 10 сентября выехал в отпуск в Шпиталь, «родовую деревню» семейства Гитлеров.
В течение четырех лет боев за Ипр,[106] Фромель, Мессин, Витшете, на Сомме, в Артуа, под Ла-Бассе, Аррасом, Шемен де Дамом, на Марне и под Ла-Монтенем он имел возможность понаблюдать за действиями командования полка и накопить такой опыт, который невозможен даже для офицера Генерального штаба в мирное время. Позднее, во время второй мировой войны, он был в этом отношении на голову выше многих из своих генералов. Но несмотря на свои удивительные идеи, интуицию и смелые решения, он всю свою жизнь в принципе оставался как полководец и стратег на уровне командира полка, которому все необходимо знать в деталях, все слышать, видеть и самому принимать решения по любым мелочам.
Приказы, которые Гитлер отдавал в качестве верховного главнокомандующего вермахта, и обоснования, которые он находил для своих решений, нередко отражали его личный опыт времен первой мировой войны. Так, например, при обсуждении ситуации вечером 18 июня 1944 г. он высказался по поводу воздушной войны в Италии следующим образом: «Во время мировой войны у нас нигде не было таких слабых позиций в воздухе. Это я точно знаю. Например, во время нашего большого наступления во Франции мы полностью смели англичан с театра войны. Такого ужасного положения у нас в мировую войну не было. Еще в 1917 г. ситуация складывалась так, что в битве под Аррасом экскадрильи Рихтгофена полностью очистили все небо. Английские эскадрильи не могли пробиться и повсюду натыкались на плотную оборону. Я сам видел, как были сбиты последние 10 самолетов. Потом у нас была полная свобода. И в битве за Фландрию, где состоялись первые крупные воздушные бои того времени, где в дело вводилось от 70 до 100 самолетов с каждой стороны, — там тоже была такая мясорубка. Но чтобы противник один господствовал в воздухе и летал где хотел, такого никогда не было. Правда потом они уже обнаглели совсем, а в 1918 г. стало еще хуже». А 29 декабря 1944 г., выслушав критические замечания по поводу действий отдельных частей в связи с поступлением пополнений, он делится своими воспоминаниями о мировой войне, которые у него всегда наготове: «Мне тут как раз пришло в голову насчет того, что люди жалуются, будто пополнение к ним приходит слишком поздно. В 1918 г., когда начиналось второе наступление, мы вышли 25-го вечером, 26-го заночевали в лесу, а 27-го вышли на позицию. Мы вышли в 5 часов вечера, а пополнение для крупного наступления в районе Шемен де Дам получили только после обеда накануне».
Время от времени он с позиций верховного главнокомандующего оправдывает свои решения, объясняя их опытом, полученным между 1914 и 1918 гг. «Такое случается, — рассказывал он в конце 1944 г. — Я это сам испытал, когда был посыльным. Например, командир на передовой получил открытку из дома, так было в нашем полку даже еще в 1915 и в 1916 гг., до тех пор пока у нас не появился толковый командира полка, кто-то должен был бежать среди бела дня, чтобы доставить ему эту открытку, о которой он узнал по телефону. Порой это стоило человеку жизни, да и для штабов возникала опасность, потому что днем сверху видно, кто куда идет. Просто идиотизм! Но только когда надавили сверху, это безобразие постепенно прекратилось. Точно так же было и с лошадьми. Тогда, например, чтобы привезти фунт масла, посылали подводу из Мессина в Фурн. Это, конечно, никуда не годится. Мне такое и в экономике приходилось встречать: машина грузоподьъемностью 4,5 тонны едет, чтобы привезти какую-то штуковину весом 12 килограммов. Постепенно мы все это прекратили».
Запрет Гитлера покидать раньше времени позиции, которые уже невозможно было удержать, и его (за немногими исключениями) упрямое нежелание принимать советы ведущих военачальников по заблаговременной подготовке и строительству запасных линий обороны тоже основывались в принципе на опыте, полученном им более чем 25 лет назад. Весной 1917 г. после возвращения на фронт из прусского лазарета в Беелитце под Штеттином он узнал, что при сокращении линии фронта между Аррасом и Суассоном отход немецких войск на «Личию Зигфрида» происходил быстрее, чем запланировано командованием. С тех пор он был убежден, что войска, имея в тылу заранее подготовленные позиции и укрепления, теряли уверенность в себе и их тянуло к этим укреплениям как магнитом. Однако его отказ от оперативного руководства войсками во второй половине второй мировой войны, когда такие меры во многих случаях наверняка принесли бы существенную пользу, нельзя отнести исключительно на счет его опыта, полученного во время первой мировой войны. Примерно такое же место занимали и пропагандистские мотивы, заключавшиеся в том, что даже во время войны необходимо обращать внимание на «мнение мировой общественности» и проводить важные военные мероприятия с его учетом. Это убеждение также возникло во время первой мировой войны. «К каким колоссальным успехам может привести… правильно проведенная пропагандистская работа, — признавался Гитлер в "Майн кампф", — можно было понять только во время войны… Враг преподносил нам… практические уроки… Все, что мы упускали, противник очень ловко подхватывал и использовал с гениальным расчетом. Я очень многому научился… изучая эту военную пропаганду[107]». К одному из важнейших таких уроков Гитлер относил то, что пропаганда в войне, где нет места гуманности, должна «исходить из собственного тыла» и служить исключительно «средством для достижения цели», которой должно быть подчинено все остальное.
