Василий Шульгин - Дни. Россия в революции 1917
Опять Керенский… Опять с солдатами. Что еще они тащат?
– Можете идти…
Вышли…
– Тут два миллиона рублей. Из какого-то министерства притащили… Так больше нельзя… Надо скорее назначить комиссаров… Где Михаил Владимирович?
– На улице…
– Кричит «ура»? Довольно кричать «ура». Надо делом заняться… Господа члены Комитета!..
Он исчез. Исчез трагически-повелительный…
* * *Мы бросили два миллиона к секретным договорам, т. е. под стол – не «под сукно», а под бархат…
Я подошел к Милюкову, который что-то писал на уголке стола.
– Павел Николаевич…
Он поднял на меня глаза.
– Павел Николаевич, довольно этого кабака. Мы не можем управлять Россией из-под стола… Надо правительство…
Он подумал.
– Да, конечно, надо… Но события так бегут…
– Это все равно… Надо правительство и надо, чтобы вы его составили… Только вы можете это сделать… Давайте подумаем, кто да кто…
Подумать не дали.
Взволнованные голоса в соседней комнате… Несколько членов Государственной Думы – нечленов Комитета – вошли, так сказать, штурмом…
– Господа, простите, но так нельзя… Надо сделать что-нибудь… В полках бог знает что происходит. Там скоро будут убивать, если не убивают… Надо спасти…
– Кого убивают? Что такое?..
– Офицеров… Надо помочь… надо!..
* * *Конечно, надо помочь… Несколько офицеров было тут же… Растерянные, бледные… Мы спешно послали несколько человек… Поехал и Милюков… Остальные… остальные остались, так сказать, дежурить, ибо было постановлено, что Комитет заседает всегда – не расходится до выяснения положения…
* * *Опять? Что еще такое?
– В Екатерининском зале огромная депутация… Надо, чтобы кто-нибудь к ним вышел… их там обрабатывают левые… Ради бога, господа…
Мы переглянулись…
– Сергей Илиодорович, пойдите…
Шидловский поморщился, но сказал:
– Иду…
* * *В сотый раз вернулся Родзянко… Он был возбужденный, более того – разъяренный… Опустился в кресло…
– Ну что? Как?
– Как? Ну и мерзавцы же эти…
Он вдруг оглянулся.
– Говорите, их нет…
«Они» – это был Чхеидзе и еще кто-то, словом, левые…
– Какая сволочь! Ну, все было очень хорошо… Я им сказал речь… Встретили меня как нельзя лучше… Я сказал им патриотическую речь, – как-то я стал вдруг в ударе… Кричат «ура». Вижу – настроение самое лучшее. Но только я кончил, кто-то из них начинает…
– Из кого?..
– Да из этих… как их… собачьих депутатов… От исполкома, что ли – ну, словом, от этих мерзавцев…
– Что же они?
– Да вот именно, что же?.. «Вот председатель Государственной Думы все требует от вас, чтобы вы, товарищи, русскую землю спасли… Так ведь, товарищи, это понятно… У господина Родзянко есть что спасать… не малый кусочек у него этой самой русской земли в Екатеринославской губернии, да какой земли!.. А может быть, и еще в какой-нибудь есть?.. Например, в Новгородской?.. Там, говорят, едешь лесом, что ни спросишь: чей лес? – отвечают: родзянковский… Так вот, Родзянкам и другим помещикам Государственной Думы есть что спасать… Эти свои владения, княжеские, графские и баронские… они и называют русской землей… Ее и предлагают вам спасать, товарищи… А вот вы спросите председателя Государственной Думы, будет ли он так же заботиться о спасении русской земли, если эта русская земля… из помещичьей… станет вашей, товарищи?». Понимаете, вот скотина!
– Что же вы ответили?
– Что я ответил? Я уже не помню, что и ответил… Мерзавцы!..
Он так стукнул кулаком по столу, что запрыгали под скатертью секретные документы.
– Мерзавцы! Мы жизнь сыновей отдаем своих, а это хамье думает, что земли пожалеем. Да будет она проклята, эта земля, на что она мне, если России не будет? Сволочь подлая. Хоть рубашку снимите, но Россию спасите. Вот что я им сказал.
Его голос начинал переходить пределы… – Успокойтесь, Михаил Владимирович.
* * *Но он долго не мог успокоиться… Потом…
Потом поставил нас в «курс дела»… Он все время ведет переговоры со Ставкой и с Рузским… Он, Родзянко, все время по прямому проводу сообщает, что происходит здесь, сообщает, что положение вещей с каждой минутой ухудшается; что правительство сбежало; что временно власть принята Государственной Думой, в лице ее Комитета, но что положение ее очень шаткое, во-первых, потому, что войска взбунтовались – не повинуются офицерам, а, наоборот, угрожают им, во-вторых, потому, что рядом с Комитетом Государственной Думы вырастает новое учреждение – именно «исполком», который, стремясь захватить власть для себя, – всячески подрывает власть Государственной Думы, в-третьих, вследствие всеобщего развала и с каждым часом увеличивающейся анархии; что нужно принять какие-нибудь экстренные, спешные меры; что вначале казалось, что достаточно будет ответственного министерства, но с каждым часом промедления – становится хуже; что требования растут… Вчера уже стало ясно, что опасность угрожает самой монархии… возникла мысль, что все сроки прошли и что, может быть, только отречение государя императора в пользу наследника может спасти династию… Генерал Алексеев примкнул к этому мнению…
– Сегодня утром, – прибавил Родзянко, – я должен был ехать в Ставку для свидания с государем императором, доложить его величеству, что, может быть, единственный исход – отречение… Но эти мерзавцы узнали… и, когда я собирался ехать, сообщили мне, что ими дано приказание не выпускать поезда… Не пустят поезда! Ну, как вам это нравится? Они заявили, что одного меня они не пустят, а что должен ехать со мной Чхеидзе и еще какие-то… Ну, слуга покорный, я с ними к Государю не поеду… Чхеидзе должен был сопровождать батальон «революционных солдат». Что они там учинили бы?.. Я с этим скот…[125]
Меня вызвали по совершенно неотложному делу…
* * *Это был тот офицер, который ездил со мной «брать Петропавловку».
– Там неблагополучно… Собралась огромная толпа… тысяч пять… Требуют, чтобы выпустили арестованных…
– Да ведь их нет!..
– Не верят… Я только что оттуда… Гарнизон еле держится…
Каждую минуту могут ворваться… Я их успокоил на минутку, сказал, что сейчас еду в Государственную Думу и что кто-нибудь приедет… Но надо спешить…
– Сейчас…
Я сел к столу и стал писать ту записку, о которой условился с комендантом…
Потом – не знаю уже, как и почему, – передо мной очутились члены Государственной Думы Волков [126] (кадет) и Скобелев (социалист).