Евгений Чазов - Здоровье и власть. Воспоминания «кремлевского врача»
Это мнение о том, что лидеру необходимо периодически показываться, независимо от того, как он себя чувствует, которое впоследствии касалось не только Брежнева, но и многих других руководителей партии и государства, стало почти официальным и носило, по моему мнению, не только лицемерный, но и садистский характер. Садистским по отношению к этим несчастным, обуреваемым политическими амбициями и жаждой власти и пытающимися пересилить свою немощь, свои болезни, чтобы казаться здоровыми и работоспособными в глазах народа.
И вот уже разрабатывается система телевизионного освещения заседаний и встреч с участием Брежнева, а потом и Андропова, где режиссер и оператор точно знают ракурс и точки, с которых они должны вести передачу. В новом помещении для пленумов ЦК КПСС в Кремле устанавливаются специальные перила для выхода руководителей на трибуну. Разрабатываются специальные трапы для подъема в самолет и на Мавзолей Ленина на Красной площади. Кстати, если мне память не изменяет, создателей трапа удостаивают Государственной премии. Верхом лицемерия становится телевизионная передача выступления К. У Черненко накануне выборов в Верховный Совет СССР в 1985 году. Ради того, чтобы показать народу его руководителя, несмотря на наши категорические возражения, вытаскивают (в присутствии члена Политбюро В. В. Гришина) умирающего К. У. Черненко из постели и усаживают перед объективом телекамеры. Я и сегодня стыжусь этого момента в моей врачебной жизни. Каюсь, что не очень сопротивлялся ее проведению, будучи уверен, что она вызовет в народе реакцию, противоположную той, какую ожидали ее организаторы; что она еще раз продемонстрирует болезнь руководителя нашей страны, чего не признавало, а вернее, не хотело признать узкое окружение советского лидера.
Говорят, что это явление присуще тоталитарным режимам. Но я прекрасно помню ситуацию, связанную с визитом в СССР больного президента Франции Ж. Помпиду. А больные президенты США? Разве они не находились в том же положении, что и советские лидеры?
В этой связи вспоминаю полную драматизма консультацию Генерального секретаря ООН У Тана в Нью-Йорке в 1971 году. В этот период вместе с академиком П. Е. Лукомским мы должны были посетить по приглашению ряд медицинских центров США. Незадолго до отъезда из Москвы по просьбе Громыко нас ознакомили с телеграммой бывшего тогда нашим представителем в ООН Я. А. Малика. В ней он сообщал, что к нему конфиденциально обратился У Тан с просьбой, чтобы его проконсультировали советские врачи. Почему? На предмет какого заболевания необходима консультация, ничего не сообщалось. Громыко, зная о нашей поездке в США, просил провести подобную консультацию.
Малик, когда мы с ним встретились в Нью-Йорке, никаких подробностей не знал, потому что У Тан заявил, что все расскажет врачам. Однако он посвятил нас в политическую обстановку, которая сложилась в это время вокруг фигуры Генерального секретаря ООН. В связи с окончанием пятилетнего срока предстояло его переизбрание, причем ряд стран, в том числе США, хотели бы видеть на этом посту другую фигуру. Шли обычные в предвыборный период «политические игры», когда обсуждались различные варианты и компромиссы, которые могли бы устроить всех. Естественно, вопросы здоровья претендентов имели немаловажное значение.
К сожалению, в СССР, в отличие от других стран, эти вопросы никогда не были в центре внимания ни во время выборов, ни при назначении на руководящие должности. А жаль. Демагогией пронизаны заявления о том, что вопросы здоровья — это слишком личное, что обсуждать их в ходе предвыборной борьбы или при назначении в исполнительные органы несовместимо с моралью и принципами свободы личности. И, не дай Бог, потребовать квалифицированного заключения врачей. Но разве этично человеку, наблюдающемуся или наблюдавшемуся по поводу психического заболевания или рака, скрывать это от своих избирателей и взваливать на свои больные плечи непомерный груз сложной и ответственной работы. Избиратели вправе знать все о человеке, которому они вручают свое представительство в органах законодательной или исполнительной власти.
У Тан, имея какие-то неизвестные нам проблемы со здоровьем и понимая, что в конце концов они станут достоянием широких кругов, хотел, видимо, прежде чем принимать окончательное решение, посоветоваться не только с американскими, но и советскими врачами, чтобы, сравнив заключения тех и других, получить наиболее достоверные данные. По вполне понятным причинам он не хотел афишировать до определенного момента свою болезнь, поэтому просил о конфиденциальности нашей консультации. Но как это сделать? Я вспоминаю, как Малик вместе с нашим резидентом обсуждали различные варианты организации такой встречи. Как говорят в России, не было бы счастья, да несчастье помогло.
В день, когда Малик не мог найти выхода из создавшегося положения, произошло событие, всколыхнувшее всю Америку. Террорист из снайперской винтовки обстрелял здание представительства СССР при ООН. В это время меня пригласил к себе на чай доктор представительства. Мы слышали выстрелы, которые раздались почти рядом, беготню сотрудников, крики детей (чудом уцелели две дочери сотрудника представительства Ю. Хильчевского). Вскоре прибыл смущенный и растерянный представитель США при ООН (теперешний президент США Дж. Буш), который принес официальные извинения послу и пострадавшим. Так у У Тана появился предлог для посещения советского представительства.
На следующий день он официально приехал к Я. А. Малику выразить сожаление по поводу случившегося инцидента. Тот, в свою очередь, предложил У Тану позавтракать. На завтрак пригласили меня с Лукомским. После завтрака, найдя какой-то предлог, Малик удалился, и мы остались наедине с Генеральным секретарем ООН. Все оказалось сложнее, чем мы предполагали. Во время осмотра в связи с неприятными ощущениями в горле американский врач-отоларинголог обнаружил у У Тана опухоль, вероятно, злокачественного характера. Чувствуя себя вполне удовлетворительно, У Тан сомневался в правильности диагноза и просил нас разрешить его сомнения. Он извинился за то, что не сообщил заранее предмет обсуждения, так как боялся любой утечки информации, в том числе и от советских дипломатов. Наше положение было дурацким, потому что ни я, ни Лукомский не были специалистами в этой области. Но все-таки мы решили, с учетом мнения американского специалиста, провести хотя бы поверхностный осмотр. Однако картина заболевания была внешне настолько демонстративна, что у нас не оставалось сомнений в диагнозе. Мы рекомендовали У Тану вернуться на родину. Поблагодарив нас за консультацию и заявив, что он подумает о будущем, У Тан попросил нас сохранить конфиденциальность нашей встречи и нашего обсуждения диагноза болезни. Мы свято выполнили эту просьбу. У Тан снял свою кандидатуру на выборах Генерального секретаря ООН и, действительно, вернулся на родину, где, к сожалению, через два года скончался.
