Павел Басинский - Лев в тени Льва. История любви и ненависти
6 ноября 1891 года в Бегичевке Толстой записывает мысли к «Отцу Сергию»: «Надо, чтобы он боролся с гордостью, чтоб попал в тот ложный круг, при котором смирение оказывается гордостью; чувствовал бы безвыходность своей гордости и только после падения и позора почувствовал бы, что он вырвался из этого ложного круга и может быть точно смиренен. И счастье вырваться из рук дьявола и почувствовать себя в объятиях Бога…»
Толстой и его помощники вели себя героически. На голоде Толстому помогали сын Илья, дочери Татьяна и Мария, племянница Вера Кузминская, три сына Раевского Иван, Петр и Григорий, их двоюродный брат Александр Цингер, родственники Раевских и Толстых Наталья и Владимир Философовы, муж сестры Раевского Иван Мордвинов, домашний учитель Алексей Новиков, двоюродные братья Раевского Дмитрий Оболенский и Рафаил Писарев и некоторые «толстовцы»: Алехин, Чистяков, Новоселов и другие. Бесценную помощь в закупке продовольствия и отправке его через Софью Андреевну в Бегичевку оказывал сын художника Ге Николай Ге.
И Толстой мог бы гордиться! Он объединил вокруг себя честных, бескорыстных, полных энтузиазма молодых людей! А он в то время страдает. Работа на голоде не приносит морального удовлетворения. Так отцу Сергию не приносила радости вера в него людей. В письме к своему последователю Исааку Борисовичу Файнерману Толстой сообщает: «Я живу скверно. Сам не знаю, как меня затянуло в эту тягостную для меня работу по кормлению голодных. Не мне кормящемуся ими, кормить их. Но затянуло так, что я оказался распределителем той блевотины, которой рвет богачей».
Между тем система народных столовых, начатая Раевским и продолженная Толстым совсем в других масштабах (от шести столовых Раевского до двухсот сорока шести, организованных Толстым и его помощниками, в которых кормилось более двенадцати тысяч человек), была если не идеальной, то лучшей формой помощи голодающим. Она отличалась от деятельности земств и Красного Креста тем, что предполагала не раздачу продовольствия «натурой», а кропотливое личное участие добровольцев в кормлении голодающих. Причем в столовых работали сами бабы и мужики. В этом был нравственный стержень системы, практически исключавший злоупотребления пожертвованными деньгами и продовольствием. На столовые трудились сообща и благодетели, и благотворимые.
Система столовых была еще и средством борьбы со спекуляцией и попрошайничеством, которые неизбежно расцветают во время голода. Первыми в столовые отправляли детей и стариков, потому что трудно представить себе здорового мужика или женщину, которые первыми придут есть суп и хлеб, оставив за порогом детей и старых родителей. Одновременно столовые сближали крестьян в буквальном смысле. Во время вынужденного хозяйственного бездействия они становились центром крестьянского «мира». Наконец, это была саморазвивающаяся система, когда возникновение столовой в одной деревне притягивало голодных из других деревень, и таким образом сама собой выяснялась потребность в столовых на новых местах.
Главной проблемой, кроме постоянных трудностей с продовольствием (в голодных местах его невозможно купить за деньги и нужно закупать в других губерниях), было то, что эта система нуждалась в непрерывном контроле. Заниматься этим приходилось самому Толстому и небольшому кругу помощников, среди которых главной рабочей силой были девушки. Осенью и зимой, в дождь и метель, они разъезжались одиночками на десятки верст вокруг, не имея между собой никакой связи. И каждый раз их возвращение в Бегичевку ожидалось с трепетом и воспринималось как радостное событие.
В эти поездки отправлялся и шестидесятичетырехлетний Толстой. Сюжет «Хозяина и работника» навеян одной из таких поездок: он сам заблудился в метель и едва не замерз. Из письма Файнерману может создаться ложное впечатление, что Толстой аристократически «брезговал» заниматься распределением «блевотины, которой рвет богачей». Но по воспоминаниям очевидцев, он лично торговал вещами, которые присылали богатые люди, не понимая, что эти дорогие вещи не спасут голодных и полураздетых крестьян. Причем торговался отчаянно, чтобы выручить побольше денег (из книги «Лев Толстой и голод». – Нижний Новгород, 1912).
Толстой входил во все мельчайшие тонкости, начиная с положения крестьянских дворов в каждой из деревень и заканчивая рационом, когда при минимуме продуктов должен был достигаться максимальный результат не только насыщения, но обеспечения необходимыми витаминами, иначе грозила цинга.
Позже, в 1894 году, в Ясной Поляне Мария Львовна Толстая рассказывала Душану Петровичу Маковицкому, как организовывались столовые. Он записал ее воспоминания.
«Толстые поступали так: приходили в деревню, с помощью старосты, священника или помещика переписывали нуждающихся, потом у какой-нибудь вдовы или кого-то из нуждающихся снимали дом для столовой и склада продуктов. В каждую деревню надо было приходить и всё контролировать. Прошло много времени, пока удалось выработать эту систему. За помощью являлись люди из далеких деревень. “Нам приходилось им говорить: ждите, когда мы придем в вашу деревню и там вас запишем. Но последовательно осуществлять этот принцип было невозможно: пришли люди из 40 деревень, в которых еще не было столовых; в каждую из них надо было идти, пока всё обойдешь, пройдут дни, а за это время многие – дети, старики – могут умереть от голода. Как это было ни досадно, приходилось разбираться в людях: одному верить, другому – нет. По деревням ходили по одному и еще без сопровождающего – зачем ему мерзнуть. Некоторые крестьяне поначалу не хотели от нас никакой помощи. Кое-где прямо умирали с голоду, а когда мы приходили к ним, говорили нам: «Ничего от вас не хотим». Даже дров для обогрева не хотели взять. Мы дивились, чем это объяснить. Потом мы узнали, что священник называл в проповеди нашего отца антихристом…»
«Вы думаете, – говорили некоторые священники, – что антихрист со злом придет к вам? Нет, он придет к вам с добром, с хлебом, как раз в то время, когда вы будете с голода помирать… Но горе тому, кто соблазнится на этот хлеб». О том же писала в своих воспоминаниях Вера Величкина.
При этом другие священники помогали Толстому в переписи крестьян и организации столовых.
Что приходилось видеть молодым девушкам во время этих поездок? Из письма Татьяны Львовны:
«Ходим по деревням и кое-как открываем столовые. Особенно жалки везде дети, почти у всех у них то серьезное выражение лиц, какое бывает у детей, видевших много нужды. И одеты они все ужасно: у некоторых от самого локтя лохмотья и вся юбка такая же. Бабы рассказывают, что дети прежде не верили, когда им давали лебедовый хлеб, что это хлеб, и плакали, говорили, что это земля и кидали его».
