Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Борис Николаевич по мотивам личной обиды бросил обвинения в адрес Лигачева. Так коммунист, который возглавляет такую организацию (столичную!), не может и не должен выступать.
Мне кажется, Ельцин рассчитывает своей деятельностью показаться оригинальным, хочет, чтобы всем она бросалась в глаза. Делает ставку на особую роль. В «Московских новостях» дает интервью дипломатам… Поражает их откровенностью: у нас в тюрьмах сидят больше, чем где бы то ни было и т. п.
На самом деле, это пораженчество под флагом демократии.
Правильно, если мы осудим выступление товарища Ельцина. Оно сделано не по убеждению… И почему он не сослался на то, что прошедшие 2–3 года были самые трудные?
Коноплев (первый секретарь Пермского обкома). Два-три года прошло. И мы обязаны сделать все, чтобы плоды перестройки люди почувствовали.
Михаил Сергеевич пользуется огромным уважением, с ним связывают большие надежды.
Ошибка была — выдвинуть Ельцина на Московскую организацию.
Арбатов. В мужестве Ельцину не откажешь. Но он не проявил чувства ответственности… В такие моменты особенно необходимо единство… Ельцин нанес ущерб делу. Предвижу реакцию на уход Ельцина за рубежом.
Авторитет руководителя — огромный фактор. История последних десятилетий показывает, что этот капитал нельзя транжирить. Его надо всемерно наращивать и укреплять. Не славословием… Но тактичность в отношениях с товарищами обязательна. Сам Михаил Сергеевич следит за этим.
Неприятно, что это произошло перед праздником.
Вывод: надо быть особенно ответственным на таких решающих поворотах.
Рябов (бывший секретарь Свердловского обкома, бывший секретарь ЦК, посол СССР во Франции). Тот Секретариат, когда я был в нем, и нынешний — день и ночь… Как уж воспитывали Ельцина, когда он был зав. отделом в Свердловском обкоме, а толку никакого. Негативные факторы в его характере он не переборол. Амбициозность, недоброжелательность, мания величия. И себя не забывает во всех делах.
Рыжков. Тяжело. Но товарищ Ельцин слишком много обвинений бросил Секретариату и Политбюро, общей линии партии, чтобы оставить это так. Мы не Ельцина обсуждаем как личность. Мы оцениваем его партийные позиции.
Ельцин провел аналогию между своей позицией, и тем, что в докладе Михаила Сергеевича. Но в докладе — анализ ситуации, который дал Политбюро неделю назад. Мы что — изменились за последние дни? Раньше, мол, были такие, а теперь скатываемся на сталинистские методы?
Это слишком серьезно.
Перестройка — да! — идет трудно. И говорим об этом честно и открыто. И не потому, что в оппозицию переходим.
Идет во многом закономерный процесс. А что вы хотите — за какие-то два с половиной года?! Помните, в каком состоянии была страна? Теперь народ вздохнул. Дана возможность ему думать, работать, говорить свободно… И вот такая оценка со стороны кандидата в члены Политбюро!
Это тебе не десяток ботинок лишних!
Трудности есть и будут на всех этапах. Наша беда, если остановимся, сочтем, что через два года после таких трудов можно и полежать.
Народ почувствовал новое. Делается огромное дело в стране. Вчера на Верховном Совете обсуждали социальную сферу. И с такой откровенностью! Когда это было так?!
И не мужество проявил Ельцин, как нам тут предлагает считать Арбатов. Мужество у тех людей, которые взяли на свои плечи огромную ношу.
О работе Политбюро. Я не такой старый член ЦК, как некоторые выступавшие до меня. Но мне приходилось бывать на его заседаниях по прежней должности. Есть основания сравнить, что было и что есть…
Я считаю, что такие заявления, как сделал Ельцин, вбивают клин в Политбюро, сеют подозрения, что там нет единства, что там словоблудие и все расползлось.
При Брежневе я разбитым уходил с заседания Политбюро. И при Черненко то же было. По бумажке Генсек зачитывал «свое» мнение.
Сайкин (Председатель Мосгорисполкома). В Москве нелегко работать. Много демагогов, которые хотели бы получить все сразу. Мы не знали, что Борис Николаевич выступит. Он день и ночь трудится и результаты есть. Но с его заявлением москвичи не согласятся.
Воротников. Трудно все осмыслить. Его выступление вызывает всплеск разных размышлений. Москва — это и столица РСФСР. Отмалчиваться нельзя. Никаких разногласий и группировок в Политбюро нет. Пусть все знают: у нас полнейшее единство. И это наша заслуга. Это ленинское наследие, ленинская линия. Ее и держится Политбюро.
Спорим мы — правильно или неправильно, — но обстановку дискуссии создает Михаил Сергеевич, чтобы решения действительно были коллективными. Все мы — дети своего времени. У каждого подспудно действуют выработанные годами привычки. Но мы учимся — и члены Политбюро, и Генсек. Мы преодолеваем стереотипы, спорим между собой. И должен сказать, все-таки получается. Мы дали не только идеи, а и программу, и они осуществляются на практике. Идти можно только вперед. У каждого получается? Нет, не у каждого. Сбиваемся иногда на что-то… Нас Манякин призывает стучать по столу. Стучали. А теперь надо сдерживать себя. Иногда нервы не выдерживают на Секретариате. И не только у Лигачева. Срываемся. Но это не желание читать нотации, делать нравоучения, а от души — прямое выражение чувств.
Я знал Ельцина с положительной стороны, как человека ответственного, активного, трудолюбивого. У меня не было сомнений при выдвижении его на пост первого секретаря в Москве. И поначалу мы работали в контакте. Но на наших же глазах стала происходить какая-то трансформация в нем, появились самоуверенность, амбициозность, левацкие фразы. Он начал занимать особую позицию даже не по принципиальным, по любым вопросам.
Ему указывали на это и на Политбюро, и на Секретариате. Говорили и относительно московской печати, и о борьбе с негативными проявлениями на Арбате. Но он уверовал в то, что прав только он, и отнесся к нашим замечаниям пренебрежительно. А на Политбюро отмалчивается. Смотришь на него — на лице маска неудовлетворенности, отчуждения, будто показывает, что всем недоволен. И сегодня это все вылилось.
Оправдания его выступлению нет. Но надо обдумать, обсудить, как поступить лучше. Чтобы такое заявление делать, нужны факты, нужны основания. Я волнуюсь и говорю сбивчиво. Обидно слышать, когда он упрекает нас в каком-то славословии. Кто, когда — пусть приведет факты. Такой критики, деловитости на Политбюро никогда не бывало, как теперь. Обсуждаем все, пока не докопаемся до самых мелочей.
Бывает и так, что не находим решения. Но если работаешь, нужна уверенность в том, что ты делаешь. Перестройка все время будет выдвигать перед нами новые задачи.
