Лилия Беляева - Загадка миллиардера Брынцалова
Я, конечно, как и большинство трудящихся, свыклась с тем, что мы живем, а точнее, пробуем выжить как бы в общем сумасшедшем доме, но звонки в «Ферейн», льющиеся потоком, — это все-таки особая статья. Тут без юмора свихнуться можно запросто.
— Слушаю вас, — отзывается Александр на очередной звонок. — Предлагаете в качестве рекламы «Ферейна» использовать притчи о Христе? Оригинально! Десять притчей от Христа? Как? Пятнадцать предлагаете? Так… Аж тридцать две хотели бы? И почем каждая притча? Ну вот одна, хотя бы одна? То есть сорок восемь тысяч долларов одна притча стоит, да? Вы знаете, интересное предложение, но я должен обсудить его с шефом, потому что… То есть потянет ли он на одну притчу или захочет сразу все тридцать две. То есть «Ферейн», притча, Христос, Брынцалов — сорок восемь тысяч долларов. Хорошо, это надо посчитать. Хорошо? Но вы как режиссер… Хорошо, вы напрямую? Понятно. Без посредников, чтобы подешевле? Нормально… Удачи, пока, счастливо.
Занимательно, да? Но меня лично вогнал в изумление следующий звонок. И то сказать — звонили от писателя Эдуарда Лимонова, чья скандально-романтическая слава гуляет по миру… И который, кстати, в своем знаменитом романе «История его слуги» так вот выразительно-беспощадно описывает взаимоотношения эмигранта Эдички и хозяина, американского богача:
«Он все-таки был дико грубый. Прямо с порога иногда. Вчера он приехал и, едва войдя, дверь за собой не успел закрыть, объявил, что он уходит out. На что его слуга спросил растерянно-иронически: „Немедленно?“
Он сказал: «Через пятнадцать минут. Могу я отдохнуть в собственном доме? Do you mind?» — и зло посмотрел на слугу своего.
Я нет. Я не возражал. Отдыхай, усталый босс — психопат и баба, — подумал я…
Иногда, в минуты, когда я перестаю смотреть на сегодняшнюю мою жизнь как на неизбежный этап моей судьбы, без которого будущего просто не случится, я растерянно думаю — зачем я слуга, как я тут оказался? Это ведь смешно — Стивен, Нэнси… серебро, грязные тарелки, как подавать мясо… как готовить соус для крабов… как смешно, как глупо, при чем тут ты, Эдуард? Давно, в советской школе, у дореволюционных писателей читал ты о своей сегодняшней жизни и никак не думал, что то прошлое вдруг однажды станет и твоей жизнью. Глупо как…»
И рванул Эдуард на родину, а тут уже свои Стивены… И опят деньги нужны. Куда пойти? С кем законтачить среди разгулявшихся товарно-рыночных отношений? Что придумать в сфере бизнеса? Я бы, к примеру, ни за что не сообразила то, что сообразил Э. Лимонов. Ну на то он и талант! Он, естественно, привыкший общаться с миллионерами-миллиардерами, пришел в офис Брынцалова, к Александру Толмачеву, и предложил… свой портрет в качестве всенародного соблазна. То ест если господин Брынцалов наклеит его фото на аптечку для автомобилистов, то это будет чудненько, ибо автомобилисты немедленно побегут раскупать эту необыкновенную аптечку с таким замечательным портретом…
И вот уточняющий звонок: Александр Толмачев отвечает, стараясь перекрыть своим голосом шелест голосов многих присутствующих:
— Двадцать пять тысяч долларов? Да? Правильно? Так. Ну, я понял. То ест физиономию Лимонова не ставить на бутылку водки, правильно? Понятно. То ест его физиономия будет просто как рекламирующая эту водку на плакатах. Так. Скажи, пожалуйста, а еще что? Походная аптечка Лимонова, да? То есть такой коробок, он железный должен быть или деревянный? Понятно. То ест и в походный набор, и в аптечку Лимонова входит бутылка водки, лекарства, спирт… Спирт лучше? Женьшень медовый совать туда? Совать? Женьшень медовый — там все активизаторы — лактоза, пчелиное молочко… То есть нормалек, да? И я правильно, не ошибся в цене? Ага, то есть где-то двадцать пять тысяч долларов? Ну, не меньше? Ладненько. Хорошо. Тогда слушай. То есть Брынцалов отнесся с юмором, если уж так откровенно. Он сказал, что вообще «Походная аптечка Лимонова» — это интересно. Но говорит: «А кто будет коробочки изготавливать, куда это все закладывать — спирт, водку, лекарства?» Он говорит: «Это мне самому нужно будет изготавливать или у Лимонова есть какое-то производство, где он может это заказать? Где-нибудь там в губернии Калужской или еще где?» Может, да? И чтоб Брынцалов еще раз заплатил за это? Ага, понятно. Скажи, а в телевизионных роликах тоже Лимонов согласен? А какой сленг будет и как вообще он планирует это рекламировать? То есть это будет такой национал-большевистский или… А, «Икра должна быть черной, рыба должна быть…» Какая? Красная? А водка должна быть белая? Еще раз… Понятно. Ну, нормалек. Значит… Ну все, давай, удачи. Эдичке привет! Пока. В пятницу звони.
— Сумасшедший дом? — так, на всякий случай, уточняю у Александра.
— Он самый, — подтверждает. — Вот кстати, поинтересуйся у Владимира Алексеевича, а как он смотрит на всех этих «прорабов перестройки», какую им цену готов дать в базарный день… У Него на этот счет ест весьма любопытные соображения… Может, с этого и надо было начинать… Может быть, он будет с тобой откровенен…
Предложение было разумным, и при следующем свидании я спросила Владимира Алексеевича:
— Что бы вы сказали Горбачеву, если бы он сидел сейчас, вот как я, глаза в глаза с вами?
Без секунды промедления:
— Просто, что ты — невежда! Тебе бы просто… Как это он мог так…имея официальную власть? Ходил, разъяснял при помощи жестов, отдавал наши территории. Дурак, хотел идти в рынок, а делал все наоборот. Хотел сделать все для народа хорошо, я думаю, не предатель же, в конечном итоге, он, я думаю, что он хотел, чтобы все государство было нормальным, хорошим, а для того, чтобы нормальным и хорошим быть, государству нужны материально-технические ресурсы. Так же не может, без ничего, нет? Он начал с простого — уступать, давай отдадим Германию. Разве можно было Германию отдавать?
— А как бы вы сделали, если бы вам дали возможность, в тот период, когда эти старцы в Политбюро совсем зарапортовались?
— Любой из нас, который здесь находится, сделал бы хорошо. А вот как сделать сейчас, как сделать сейчас — другой вопрос, как сделать завтра? А то, что мы тогда бы! «Умная мысля приходит опосля»! Нужен ум, принимать решения в сложный, критический момент, а он — человек неумный, Горбачев. Он — подкованный, в общем, то, се, но не умный человек. Ну нет ума, абсолютно! Он ведь трусливый человек, трусливый…
— В чем это проявилось?
— Ну, в Форосе сидит и ждет. Что, у него нет возможности выйти оттуда, арестовать всех? Две секунды. А он все, понимаешь, сидел и ждал, звонил в Америку, что здесь и как, он струсил, трус!
— А почему Америка стала нашим верным, как говорится, заушником? Все теперь по телефону спрашивают, как мы, правильно поступили или нет? Советоваться больше не с кем?
