Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель
Наконец, после длительных поисков священника, который согласился бы их обвенчать, они нашли такового, и в мае 1898 года он провозгласил их мужем и женой. Свидетелями с обеих сторон были друзья Гамсуна: писатель Ханс Анрюд и книготорговец Кристиан Дюбвад.
Берлиот подарила жениху булавку с жемчужиной для галстука, которая так прекрасно гармонировала со смокингом, который он пошил для себя к свадьбе. Свадебное застолье было устроено в столичном отеле. Это событие привлекло множество людей, жаждущих увидеть знаменитого писателя и его красивую жену. Когда на боковой веранде появилась эта пара, раздались восторженные возгласы. Правда, следует отметить, что невеста не выглядела особенно счастливой. На следующий день молодые покинули отель и поселились в пансионе в окрестностях столицы, где в их распоряжении был отдельный домик. Берлиот привезла в него множество вещей, которыми она пользовалась в период своего предыдущего брака, множество бокалов и рюмок, чайные и обеденные сервизы, скатерти. Ее новоиспеченный супруг сделал запасы шампанского, разных вин и других напитков в столичных магазинах[136].
Молодая супруга обладала большим состоянием: наследство матери, да еще кое-что досталось от бывшего супруга. После смерти отца ее состояние еще больше увеличилось. Имущественное положение молодого супруга было также гораздо лучше, нежели в прежние времена. Из Мюнхена постоянно приходили письма, свидетельствующие о его признании в Германии. Было успешно завершено дело о займе у Цаля, завершено с помощью хитрых уверток и крючкотворства, что свело на нет постоянные утверждения Гамсуна, что он честный человек. В ответ на иск Цаля он подал встречный, где объявил себя недееспособным в момент подписания договорного обязательства с великим моголом в области торговли. Городской суд вынес решение в пользу Гамсуна, освободив от обязательства выплатить Цалю две тысячи крон плюс проценты за прошедшие двадцать лет. Ему даже не надо было оплачивать судебные издержки. Это был вынужден сделать сам Цаль.
Гамсун начал писать новый роман, параллельно работая над драмой «Вечерняя заря», где он опять обращается к своему персонажу, несгибаемому Карено, который возвращается в лоно семейной жизни, когда страсть уже прошла, любовная лихорадка уже в прошлом. Все происходит точь-в-точь как в его собственной жизни.
Он хотел написать роман о любви, которая никогда не охладеет, потому что не получит своего завершения, будет существовать благодаря творческой фантазии. Они приехали в Вальдрес, и он приступил к работе над задуманным.
В «Голоде», «Пане», «Мистериях» Гамсун изобразил, как мужчина может все разрушить именно тогда, когда женщина наконец решилась принадлежать ему. Для его героя главное — не осуществление своего желания, а мечта о его осуществлении. Когда он творил, он мог управлять всем, контролировать малейшую деталь, у него был стопроцентный контроль над всем происходящим.
В жизни все было совсем иначе.
Не прошло и четырех месяцев, как Гамсун поспешно препроводил новоиспеченную супругу в столицу и успешно завершил роман «Виктория».
В этом романе впервые в творчестве Гамсуна появляются персонажи, у которых есть прошлое. Роман начинается с мечтаний главного героя о том, что дочь владельца замка бросится к его ногам и будет умолять его сделать ее своей рабыней. Юханнес Мёллер отправляется в город и становится известным поэтом. История собственной любви становится для него непосредственным источником вдохновения. «Любовь — это первое слово Создателя, первая осиявшая его мысль. Когда он сказал: „Да будет свет!“ — родилась любовь. Все, что он сотворил, было прекрасно, ни одно из своих творений не хотел бы он вернуть в небытие. И любовь стала источником всего земного и владычицей всего земного, но на всем ее пути — цветы и кровь, цветы и кровь» [1; I: 131–132]. Они встречаются в городе, и он замечает на ее пальце кольцо. Юханнес поверяет ей свою душу, говорит, что если он хоть немного дорог ей, то сознание этого может вдохновить его на большие деяния, он сможет достичь даже недостижимого, потому что чувствует в себе запас нерастраченных сил. Следующую ночь он проводит во вдохновенном творчестве, к утру у него готово новое произведение, «гимн радости и счастью», он раскрывает окно и издает ликующий вопль. Он пытается объяснить соседу, что произошло с ним: «Точно все вокруг озарилось молнией. Я видел однажды, как молния бежала по телеграфному проводу, словно огненная лента. Вот и во мне вспыхнула сегодня такая же молния».
Время идет, Юханнес переживает невзгоды и поражения и в то же время накапливает творческие победы, создавая одно произведение за другим, мечты о Виктории неустанно вдохновляют его. Однажды он встречает домашнего учителя из замка, который раскрывает перед ним душу, рассказывает, что всю свою жизнь тосковал о своей несчастной юношеской любви. Эта любовь послужила тайным источником его поэзии, но, увы, это не стало реальной жизнью. Сейчас он женат на вдове, у которой есть ребенок от первого брака. Учитель объясняет Юханнесу, почему он расстался со своими романтическими грезами о первой любви: «Случалось ли вам хоть однажды в жизни видеть, чтобы мужчина получил в жены ту, которую хотел <…> Человек вынужден искать себе другую любовь, и тут уж старается не прогадать. Не умирать же ему от такой замены. Уверяю вас, так устроено природой — люди могут вытерпеть и не такое. Взять хотя бы меня» [1; I: 194]. Учитель сообщает Юханнесу о смерти Виктории, он протягивает ему письмо, которое она написала, находясь на смертном одре: «А теперь я Вас больше не увижу и горько сожалею, что не бросилась тогда перед Вами на колени и не поцеловала Ваши ноги и землю, по которой Вы ступали, и не сказала Вам, как безгранично я любила Вас. <…> Господи, Боже мой, Вы должны знать, как я любила Вас, Юханнес! Я не могла Вам этого показать, многое мешало мне, и больше всего мой собственный характер. Папа тоже бывал жесток к самому себе, а я его дочь <…> Это пишет Вам Виктория, и Бог за моей спиной читает эти слова» [1; I: 200].
По мере работы над «Викторией», росло отвращение Гамсуна к самому себе.
«О боже, как мне надоело всякое творчество. Я устал от романа, а что касается драмы, то я всегда терпеть не мог этот жанр, сейчас я начал писать стихи, единственный жанр, который нельзя назвать претенциозным и пустым одновременно, он — просто пустой», — жаловался он приятельнице[137].
Пропасть между жизнью и творчеством все расширялась, стала непреодолимой.
У Гамсуна и его жены не было согласия в отношении будущего.
