Станислав Ваупшасов - На тревожных перекрестках - Записки чекиста
Казарма находилась в 200 метрах от станции. Когда мы подбегали к ней, услышали стрельбу в районе полицейского управления и на дороге из пригорода. Последнее удивило меня: очень уж быстро пришло уланское подкрепление из Ново-Сверженя! Но задумываться не было времени, группа атаковала казарму, закидала окна гранатами, расстреливала выбегающих из винтовок и ручного пулемета.
На застекленной веранде казармы я увидел офицера. Он схватил телефонную трубку и стал звонить. Ну, думаю, разговор не состоится. Выстрелил в него из маузера, а он не падает. Что за дьявол! Выручил меня Наркевич.
- Да убил ты его, убил! Он же в кресле сидит, потому и не падает.
Мои ребята уже уничтожали тюремную охрану. Сопротивление солдат было сломлено, и мы ворвались внутрь тюрьмы, готовясь к схватке в коридорах, к взлому дверей камер. Но нас встретили безлюдье и брошенные связки ключей: надзиратели перепугались и сбежали. В несколько секунд мы открыли камеры и освободили всех заключенных. Мне едва удалось перекричать их радостный шум.
- Здесь товарищи Корчик и Скульский?
- Здесь! Здесь! - откликнулись они, еще слабо веря всему происходившему.Кто нас освобождает? - спрашивают.
- Отряд Мухи-Михальского! - ответил я и распорядился: - Всем покинуть здание! Отходим на базу!
Вместе с нами из тюрьмы вышли три десятка бывших заключенных.
Бой на улицах города продолжался. Партизаны Яблонского и Дзика отбивались от полицейских и улан. Когда последняя атака врагов захлебнулась, все группы собрались в один кулак и стали организованно покидать Столбцы. Но тут из пригорода прискакал свежий эскадрон улан. Бойцы залегли и встретили конный строй винтовочными залпами и шквальным огнем из пулеметов. Встали на дыбы кони, полетели наземь убитые всадники, впечатление у кавалеристов было такое, что против них дерется целый стрелковый батальон. Уцелевшие уланы повернули назад. Партизаны погрузили на коней четверых раненых товарищей, переправились через Неман и углубились в лес.
В середине дня нас нагнали конные каратели. Но мы отбили их атаку и ночью в лесу Бараний Бор сделали привал.
На партизанской базе в Налибокской пуще я доложил Павлу Корчику и Стефану Скульскому о работе отряда, о политическом положении в окрестных районах. Освобожденные товарищи поблагодарили бойцов за отлично проведенную операцию и приняли участие в ее разборе. На нем было выяснено, почему так быстро пришла помощь гарнизону города: ее вызвали телеграфисты, оставленные нами у действующих аппаратов. Хорошо, что эта оплошность не смогла в корне изменить ход событий. Удар партизан был сокрушителен, а их героизм беспределен.
Тем временем хорошо законспирированные разведчики сообщили нам из Столбцов, что через несколько часов после партизанского налета в город вошли регулярные воинские части: пехота, артиллерия, броневики. В уезде введено осадное положение. Звучное эхо Столбцовской операции прокатилось по всей Польше. Но среди приятных известий была одна горькая подробность. В суматохе боя никто не заметил, как тяжело раненным упал славный разведчик Петр Иода. Уланы схватили его, избили и провели по улицам, подгоняя прикладами. Он еле переставлял ноги, опухший и окровавленный, сопровождаемый сострадальческими взглядами и глухим ропотом трудового люда. Военный суд оккупантов приговорил Иоду к смертной казни.
Долгие годы я считал Петра погибшим. Партизаны не знали, что расстрел ему был заменен вечной каторгой. В 1939 году Красная Армия, совершая освободительный поход в Западную Украину и Западную Белоруссию, вызволила славного бойца из каторжной тюрьмы. Он пробыл в заключении 15 лет.
Я повстречался с Петром Иодой почти случайно, объезжая в 1957 году места былых схваток. Время посеребрило его голову, прорезало глубокие морщины на смелом лице, заметно постарел партизанский разведчик, но все еще продолжал в меру сил работать в колхозе.
Кроме Йоды в операции особенно отличились партизаны Филипп Яблонский, Адам и Михаил Дзики, Дмитрий Балашко, Алексей Наркевич, Виктор Залесский, Константин Лапковский, Даниил Попкович, Леонид Чарный, Михаил Усик, Иван Ремейко, Константин Абанович, Сергей Радкевич, Асонович, Литвинкович, Константин Лапытько и Софрон Макаревич. Отважными бойцами показали себя все без исключения.
Нечто противоположное происходило с нашими врагами. Уже в послевоенное время мне удалось разыскать в трофейных архивах донесение в штаб IX польского военного округа. Оно написано сразу же после Столбцовского боя, 4 августа 1924 года. Интересно, что противник преувеличил наши силы почти вдвое,- в документе говорится, что на город напало 100 партизан.
Автор пишет, что, разделившись на группы, нападающие почти одновременно обстреляли "из пулеметов и винтовок староство, управление полиции, городской полицейский участок, рынок и вокзал". Затем он пытается подробно описать ход боя, всячески стараясь фальсифицировать действительные факты, скрыть растерянность перетрусившего гарнизона. Но стремясь показать "отвагу" полицейских, автор, сам того не подозревая, оказал плохую услугу стражам порядка. Он пишет, например: "Полицейский Шевчик упал на пол и притворился убитым",- это вместо того, чтобы оказать нам вооруженное сопротивление. "В конюшне было 3 полицейских, из которых 2 спрятались в сене, а третий по требованию партизан вывел 7 полицейских лошадей". В том же духе вели себя тюремщики: когда к ним ворвались наши бойцы, "дежурный полицейский Ян Нога спрятался в коридоре за дверью" и отчетливо слышал, как партизаны освобождали из камер заключенных.
Много позже боя в Столбцах я узнал еще одну, самую важную подробность: оказывается, нашей операцией издалека руководил один из видных партийных деятелей, член бюро ЦК Коммунистической партии Западной Белоруссии Адам Семенович Качоровский (Славинский). Он ее задумал, пристально следил за ее подготовкой, а потом вместе с нами радовался успеху, поздравлял с освобождением товарищей по ЦК Логиновича и Мертенса.
За вашу и нашу свободу!
Славный сын партии Адам Славинский.-Пламенная мечта Железного Феликса.-1-я польская Красная армия.- В рядах повстанцев.-Ксендз-"коммунист"
Во второй половине 20-х годов мне пришлось неоднократно встречаться с Адамом Семеновичем в Минске. Тогда он был членом Польбюро при ЦК КП(б)Б, представителем Компартии Западной Белоруссии, секретарем Минского окружного комитета КП(б)Б, вел большую, напряженную партийную работу.
Ему было 40-45 лет, он 1885 года рождения. Возраст далеко не преклонный, но мне он казался весьма пожилым. Этому впечатлению способствовало то обстоятельство, что за плечами у него была нелегкая, полная опасностей жизнь профессионального революционера, отважного подпольщика, героического комиссара гражданской войны.
