Мейлах Бакальчук-Фелин - Воспоминания еврея-партизана
Близ реки Стырь находится большое село Паре. Это село имело нехорошую славу, там было много пронемецки настроенных крестьян. Было уже после полудня, когда мы приблизились к первым хатам села. Вдруг мы увидели, что крестьяне толпами убегают в поле и в ольховые рощи. Сначала мы полагали, что они убегают от немцев, пришедших в село забирать молодежь, чтобы угнать в Германию. Мы выстрелили в воздух, и крестьяне, испугавшись, остановились. На наш вопрос, почему они убегают из села, ответили, что боятся партизан и, завидев наше приближение к селу, стали бежать. Из дальнейших разговоров с крестьянами мы выяснили, что немцы расклеили в Пинске плакаты, в которых писали, что партизаны убивают сельское население. То же самое они писали в газетах. Мы успокоили крестьян и заверили их, что мы никакого зла не причиняем людям, если они только не выступают против нас.
Крестьяне сейчас же вернулись в село, и мы созвали сход, на который собралось около 700 человек. Пришло все село. День выдался солнечный, над нами было ясное прозрачное небо. Все вокруг выглядело спокойно, мирно.
Сход состоялся на реке у пристани. Через эту пристань раньше курсировали пароходы на Серники и до самого Луцка. Собственниками пароходов были почти исключительно евреи. Известны были здесь пароходы «Сокол», «Нежава» и «Секунда», принадлежавшие братьям Фельдман. В последние годы польский помещик построил пароход «Ягелло».
Вступительное слово на сходе произнес еврейский партизан Александр Куц. Я в своем докладе остановился на действиях немцев и местных фашистов, истребивших еврейское население, и на участии фашистов села Паре в резне евреев.
В самом разгаре доклада, стоя на импровизированной трибуне, я увидел, как две немецкие моторные лодки выплывают вдалеке из речной бухты. Я заметил свастику на флажке и немецкую форму. Я сначала растерялся, не зная, что делать: продолжать доклад или прервать его. Я решил, что прерывать нельзя, так как это может вызвать панику, и кто знает, как будут действовать в отношении нас крестьяне. Они, увидев немцев, могли напасть на нас.
Один из наших партизан также заметил немецкие моторные лодки и выстрелил в их направлении. Я же продолжал доклад. Немцы, услыхав выстрел и заметив большую толпу людей на берегу, приняли их за партизан, испугались и скрылись в бухте, врезанной в лозовник и камыши.
Я закончил свой доклад. Наше поведение подняло в глазах крестьян престиж партизан как отважных и бесстрашных борцов. После схода крестьяне нам принесли кур, яиц, одежду и разную утварь.
Уже стало вечереть, но мы еще успели провести большой митинг в селе Ладораж.
Через несколько дней нам пришлось побывать с отрядом в Серниках. Мы вошли в местечко вскоре после того, как немцы ушли оттуда.
Сход был созван на церковном дворе. Доклад мой длился полных два часа. Речь моя была полна горечи и презрения в адрес собравшихся крестьян. Ведь многие крестьяне местечка стали убивать евреев еще до того, как немцы вступили в Серники. Когда немцы были еще в Пинске, местечковые крестьяне устроили еврейский погром и послали своих ходоков к немцам, приглашая их скорее прийти в местечко, чтобы завершить резню евреев.
Трудно мне было одному ходить по своему разоренному родному местечку, где промелькнуло мое детство и где жили самые близкие мне на свете люди. Но я чувствовал, что больше в Серниках мне бывать не придется, и поэтому хотелось последний раз взглянуть на местечко, чтобы запечатлеть в своей памяти разоренные и разрушенные дома, большую трагедию, оставившую следы на каждом шагу, в каждом переулке.
Со мною ходил доктор Эрлих. Еврейские дома были превращены в груды пепла. Оторванные двери, разбитые окна торчали, словно могильные памятники, вопившие о пролитой крови. Я показывал доктору Эрлиху переулки, где когда-то кипела еврейская жизнь. Показал ему площадь, на которой раньше возвышалась синагога, а теперь эта земля была распахана и превращена в огороды.
На месте дома моих отца и матери осталась кучка кирпича от развалившихся трубы и печи. Из сеней я выгреб черепки пасхальных тарелок и горшков, свято оберегавшихся с религиозной скрупулезностью моей богобоязненной матерью.
Не стало улиц и переулков. Они были распаханы, и передо мною распростерся голый земельный участок. Он выглядел таким малым. А на нем ведь прожило так много поколений евреев.
Раздалась канонада немцев, опять рвавшихся в местечко. Со слезами, сдавившими мне горло, и израненным сердцем я расставался с грудами развалин, захватив с собою горсть пепла моего отчего дома.
Вдруг со стороны Суломирских хуторов, где находятся «траншеи» — братские могилы, налетела туча, окутавшая мраком все местечко. Я вспомнил, как моя мама боялась грома и молнии, как она в таких случаях зазывала к себе добрых, душевных своих соседок, не менее ее боявшихся раскатов грома. Но вместе было как-то спокойнее, и вместе совершали они молитву «Благословен ты Господь Бог, наполняющий мир своей силой и мощью».
Особенно пугалась моя мама, когда туча надвигалась со стороны Суломирских хуторов. Считалось, что если тучи идут с той стороны, они могут принести несчастье местечку. Это суеверие было основано на распространенной в местечке легенде: «Сейчас же после наполеоновской войны пронеслась пришедшая со стороны Суломирских хуторов буря, сорвавшая крыши и разрушившая три четверти Серников». Годы ушли в вечность, менялись поколения, но скрытый страх — а вдруг природа повторит свой «спектакль» — не давал покоя родителям и детям. Так навсегда и сохранился у них страх перед «Серниковской бурей».
Страх, предчувствие второй бури были, видимо, обоснованны. Гитлеровская, фашистская буря пришла, и она была сильнее, грознее. Она погубила всех — от мала до велика, оставив после себя развалины жилищ. Когда разразилась буря, только считанные серниковские евреи убежали в леса, показав потом примеры еврейского партизанского героизма.
Глава 20
Партизанский край
До возвращения отрядов Соединения с аэродрома положение наше было критическим. Нашему отряду приходилось вести бои с многочисленными врагами на большой площади. Мы всегда должны были быть готовыми к бою. Хотя немцы и были вытеснены из Серников, их авиация беспрерывно нас преследовала при всех наших переходах. Это нас вынуждало опять перемещаться по лесам, хотя и здесь мы были в опасности, так как могли натолкнуться на засады бандеровцев.
Конец июня 1943 года. Мы расположились на Александровских хуторах, разбросанных в лесу. Пошли сильные дожди, задули ветры. Мутные речки потекли без конца. Они стремительно неслись, заливая луга и поля с хлебами. Томительно и тоскливо тянулись эти дни.
