Берт Шугар - 100 великих спортсменов
Но Дейли, привычно задиристый, не сомневался в собственных возможностях. И твердо намеревался реализовать их. Чтобы помочь своему честолюбию, в конце 1975-го он переехал жить к своему тренеру Брюсу Лонгдену, и как вспоминал Дейли: «Мы разговаривали о легкой атлетике двадцать пять часов в сутки – о технике и стиле всех спортсменов, о соревнованиях. А потом смотрели фильмы, снятые на состязаниях».
Отрешившись от всего вокруг и как бы надев на глаза постоянные шоры, Дейли тратил несчетные часы на совершенствование в десяти дисциплинах, составляющих десятиборье, – перечислим их по порядку: бег на 100 метров, прыжки в длину, толкание ядра, прыжки в высоту, бег на 400 метров, бег на 110 метров с барьерами, метание диска, прыжки с шестом, метание копья и бег на 1500 метров. Дело в том, что в итоге суть десятиборья представляет собой равновесие и компромисс. Атлет должен иметь способности к бегу на 1500 метров, но при этом он обязан обладать талантом спринтера; находить в себе мощь и силу для толкания ядра, метания диска и копья, не жертвуя при этом упругостью и прыгучестью, необходимыми для прыжков. Потому Дейли, наделенный взрывной резкостью, необходимой для спринтера и прыгуна во всех видах прыжка, нахмурил чело и, напрягая гранитные мышцы, приступил к покорению всех десяти дисциплин.
Навязчивая привязанность Дейли к тренировкам дала свои плоды, когда он прошел отборочные соревнования перед Олимпийскими играми 1976 года, став при этом самым молодым среди участников олимпийского десятиборья после Боба Матиаса, участвовавшего в Играх 1948 года. На Играх в Монреале он отметил свой восемнадцатый день рождения, финишировав – соответственно – восемнадцатым, с 7905 очками, отстав на 526 очков от победителя Брюса Дженнера. Томпсон проводил большую часть своего времени, изучая Дженнера, впитывая его манеру пользоваться собственными силами. Но наибольшее впечатление произвела на Томпсона собранность Дженнера. «Я увидел, что он был не настолько одарен физически. Просто он умел работать. И он научил меня необходимости трудиться».
Возвратившись домой, Дейли воплотил свои наблюдения в жизнь, тренируясь с сосредоточенностью монаха. Позднее он признавался: «Десятиборье было для меня делом жизни и смерти».
Следующие четыре года Томпсон преследовал мировой рекорд Дженнера в 8617 очков. Впервые превысив 8000 в 1977 году, в следующем сезоне на Играх Содружества он показал третий результат в истории десятиборья, который – увы – не мог быть зарегистрирован официально в связи с большой скоростью ветра во время прыжка в длину. Тем не менее уже три недели спустя на первенстве Европы он набрал рекордные 8200 очков, хотя и финишировал вторым после Александра Гребенюка из России.
Поражение было сокрушительным для человека, который видел в десятиборье вопрос «жизни и смерти». «Я никогда не помышлял о самоубийстве, – говорил он одному из журналистов, – но так, по-моему, чувствуют себя эти люди. Все безразлично, потому что ты проиграл. Ты знал, что должен был победить, но проиграл».
Поражение это укрепило его решимость. Он работал еще усерднее, чем прежде – если это вообще было возможно, над хуже получавшимися у него видами второго дня, оттачивал технику бросков, при этом придерживаясь режима, заставлявшего Томпсона начинать свой день в 5 часов утра бегом на три мили и заканчивать уже после заката солнца.
Отдохнув годик от сражений в десятиборье, Дейли вернулся в 1980 году, чтобы наконец поставить рекорд Дженнера на колени, набрав 8622 очка на предолимпийских соревнованиях в Готцисе, Австрия. За рекордом последовала и золотая олимпийская медаль на Играх 1980-го в Москве, где он наконец добился звания «Величайшего атлета мира», которым он и должен был стать, как всегда говорило его сердце. Он отпраздновал свою коронацию, непочтительно насвистывая «Ближе, Мой Господь, к Тебе» с пьедестала почета под звуки официальной трансляции британского национального гимна.
Дейли Томпсон вдруг сделался сенсацией, хотя, чтобы стать ею, ему потребовалось пять лет упорного труда. Болельщики всей Британии ощущали симпатию к этой превосходно отлаженной машине, наделенной по-детски открытым лицом, впрочем, скрывавшим свою открытость под топорщащейся щеточкой усов и за двумя щелочками, в которые превращались его глаза всякий раз, когда Дейли смеялся.
Все симпатизировали ему, все, кроме разве что пишущей братии, находившей его задиристость схожей с надменностью, а манеры отталкивающими и даже жесткими. Стачивая карандаши до огрызков, они описывали его шутки о принцессе Анне, и те крепкие выражения, с которыми он принимал от Би-Би-Си приз лучшему спортсмену года. А уж когда он послал на три буквы семилетнюю дочь одного из британских олимпийских селекционеров, подошедшую к нему за автографом, прессу едва не хватил апоплексический удар.
Тем не менее Томпсон продолжал свое победное шествие, прославляя и себя самого, и свой вид спорта, который в те времена, когда он начинал выступать, вызывал интереса не больше, чем какие-нибудь местные облигации. Цепь непрерывных побед протянулась на следующие шесть лет, причем одна из этих побед пришла к нему на Олимпийских играх 1984 года в Лос-Анджелесе, где он подтвердил свое величие новым мировым рекордом и был вновь провозглашен «Величайшим атлетом мира».
Но, как случается даже с самыми великими атлетами, песок в верхней склянке часов Томпсона начал иссякать, и, удрученный серьезными травмами и возрастом, он наконец закончил свою карьеру, после того как не сумел попасть на пятые в его жизни Олимпийские игры 1992 года в Барселоне из-за порванного сухожилия.
Тем не менее за свою спортивную жизнь он успел и набегаться, и напрыгаться, и насоревноваться. И жизнь эта одарила его многими титулами, в том числе и званием «Величайшего атлета». Когда кто-то посетовал в присутствии Томпсона, что, мол, «нет на тебя Джима Торпа, и считай, что тебе повезло», он ответил, что «повезло не мне, а ему!» Слова эти достойны, чтобы их написал на своей чемпионской ленте любой чемпион, где бы он ни жил.
ДЖОННИ УНИТАС
(1933—2002)
Генеральный менеджер команды «Балтимор Колтс» Дон Келлетт позвонил двадцатидвухлетнему полупрофессионалу, квартербеку по имени Джонни Унитас и предложил работу.
Потом Келлетт утверждал, что сделал этот звонок потому, что однажды, в феврале 1956-го, просматривал формулярные списки лиги, и, когда наткнулся на имя Унитаса в душе его прозвонил колокольчик. Однако Уиб Юбэнк, тогда являвшийся тренером «Колтов», ни на какие списки не ссылался, назвал эту историю чистым вымыслом, обычной словесной завитушкой, без которой не обойдется всякий, кто взялся рассказывать о спортивном прошлом. «Унитаса заметили, – вспоминал Юбэнк, – после того, как мы получили письмо от болельщика, сообщившего нам, что в большой питтсбургской лиге есть квартербек, которого стоит попробовать в составе «Колтов». После чего Юбэнк, подморгнув, добавил: «Я всегда обвинял Джонни в том, что это письмо написал он сам».
