Анна Тимофеева-Егорова - Держись, сестренка!
— Товарищ лейтенант, к Малой земле от Новороссийска ползут шесть танков. Стреляют на ходу. И опять:
— Товарищ лейтенант, подбит штурмовик номер «шесть», со снижением идет над морем…
Казалось, ничто не могло ускользнуть от внимания моего стрелка. Я радовалась его успехам и при каждом удобном случае хвалила, поддерживала, а командование полка за успешно совершенные десять боевых вылетов и подбитый «мессер» наградило Макосова медалью «За боевые заслуги».
Свой крупнокалиберный пулемет Макосов всегда содержал в боевой готовности. Своевременно чистил его, смазывал, предупреждал всякие задержки. Часами он мог сидеть в кабине штурмовика и тренироваться в прицеливании по пролетающим мимо аэродрома машинам.
Я уже полностью доверяла своему стрелку и была уверена — не растеряется, не подведет в трудной боевой обстановке. Когда, случалось, в хвост нашего штурмовика заходил «мессершмитт» или другой вражеский истребитель, Макосов не паниковал, не горячился, а спокойно и деловито открывал огонь и достигал цели. Над станицей Молдаванской вместе с другими стрелками он сбил Ме-109. Макосова наградили еще одной медалью — «За отвагу». На разборах боевых вылетов его уже стали ставить в пример другим стрелкам, а он неизменно улыбался, показывая ямочки на щеках, и краснел. Девушки-оружейницы стали с интересом посматривать в сторону штурмовика, в кабине которого сидел Макосов.
А надо сказать, в полку у нас все девушки были, как | на подбор, очень красивые. Прибыли они все из ШМАС (школа младших авиаспециалистов). Маша Житняк, Юля Панина, Маша Драгова, Варя Матвеева, Нина Гнеушева, Дуся Назаркина, Лида Федорова, Люба Касапенко, Нина Пиюк, Катя Кожевникова, Нина Швец, Катя Зелинская. Руководили ими техники по вооружению Панарин, Калмыков и инженер по вооружению Б. Д. Шейко. Неимоверно тяжело было девчатам во время частых наших боевых вылетов. Сколько надо было перетаскать к самолету бомб, эрэсов, подвесить все это хозяйство! А между вылетами еще н зарядить сотни лент для пулеметов и пушек, заправить каждый самолет, летящий в бой.
В то же время появление в полку прекрасной половины человечества волей-неволей стало отражаться на мужском составе. До девчат у некоторых пилотов в полку пошла было мода на бороды (а может, поверье какое: мол, с бородой и пуля не возьмет!). Но вот появились красавицц-оружей-ницы — и бороды эти как ветром сдуло. Летчики стали чаще менять подворотнички, бриться, техники тоже не отставали. Обычно замасленные, грязные, комбинезоны их стали едва ли не белоснежно чистыми от стирки — в ведре с бензином и даже отутюженными — под матрацем во время сна.
В полку все сразу заметили неравнодушное отношение техника-лейтенанта Петра Панарина к оружейнице Маше Житняк. Что тут поделаешь — полюбил с первого взгляда. В этой. спокойной, неторопливой дивчине с теплыми карими очами привлекала ее скромность, доброта, трудолюбие, и Петр, не откладывая дела в долгий ящик, — как бы лихие пилоты не опередили! — объяснился Маше в любви. Но… получил отказ. А после очередного его объяснения Мария сказала, как отрубила:
— Вы, товарищ техник-лейтенант Панарин, думаете, что я прибыла в полк, чтобы замуж выйти?.. Не буду скрывать, вы мне нравитесь, но до нашей победы свадьбы не получится.
Много лет спустя, после войны, ко мне в гости в Москву из Червонограда Львовской области приехала бывшая оружейница Мария Тимофеевна Житняк — по мужу Панарина. Она была все такая же улыбчивая, приветливая, хотя война и годы, конечно, наложили свой отпечаток. О многом мы припомнили с Машей в ту встречу. И о том, как наши однополчане недоверчиво встретили девушек-оружейниц, и о том, как поначалу было действительно нелегко, не все ладилось: многие не умели работать с инструментом, сбивали себе руки. Но жалоб от девчат никто не слышал. Со всеми тяготами фронтовой жизни мирились они, зная, что не только им тяжело. Маша припомнила, как в первый банный день девушкам, как и всем солдатам, выдали рубахи и кальсоны. Пришлось перешивать да приспосабливать все это для себя. Обуты оружейницы были в ботинки, полученные из Англии, которые называли «Черчиллями» — за толстые подошвы. Выдавали их с обмотками. Потом из этих обмоток девчата научились делать чулки. Тоже «фирменное» название было — «зебры» — так называли самодельные чулки за некачественную окраску, пятнами. Достанет кто-то у полкового доктора акрихина или чернил в строевом отделе, разведет водой — и ну окунать в них обмотки да отжимать поскорее, чтобы и другие смогли покрасить. Летом громоздкие «Черчилли» оружейницы не носили — щеголяли в тапочках, сшитых из самолетных чехлов. Только вот караульную службу все несли по форме.
О карауле следует сказать особо. Самое страшное это было для девчонок дело — стоять в карауле. Особенно на территории Польши, Германии. Там только и следи, только и крути головой по сторонам. А старшина Шкитин, как назло, ставил девчат для несения караульной службы на самые дальние посты. Считал, что по охране аэродрома они наиболее бдительные часовые. Что ж, действительно, красавицы-оружейницы неплохо овладели автоматом, и доверял им строгий старшина не случайно.
Однажды Юля Панина пришла с завязанной шеей на заседание полкового комсомольского бюро, членом которого она была.
— Что с тобой, Юля? Ты заболела? — спросил секретарь бюро Вася Римский.
— Нет, — ответила Юля, — я не болею. Сегодня ночью стояла в карауле и от страха так вертела головой, что вот шею повредила.
— Ты шутишь, Панина?
— Нет, нисколечко. Мне всю ночь казалось, что кто-то ползет к самолетам, и я так напрягала слух, зрение, так вытягивала шею, что вот… пострадала.
Все засмеялись.
— До свадьбы заживет! — весело заключил Женя Бердников.
— Тебе-то хорошо смеяться. Ты сильный пол, и в наряде я тебя часто вижу у штабной землянки, а мы — слабый — стоим ночью с автоматом у самых дальних стоянок самолетов…
Почти все девчата у нас были комсомолками. Вообще комсомольцы в полку составляли больше половины личного состава. Полковые и эскадрильные собрания их проходила обычно между боевыми вылетами или в нелетную погоду, поздно вечером. Помню такие повестки дня: «Все силы на разгром фашистского зверя», «Бить врага, как бьет его экипаж комсомольцев Героев Советского Союза Рыхлина и Ефременко», «Боевая выручка в бою — закон для комсомольца».
Комсомольцы полка упорно, настойчиво трудились по подготовке к боевым вылетам наших самолетов. Однажды с задания вернулся летчик Бугров, но на таком изуродованном самолете, что его впору было отбуксировать на свалку:
в плоскостях фюзеляжа зияли дыры, да такие, что через них свободно мог провалиться человек; рули высоты, поворота едва держались. Старший инженер полка Куделин посмотрел на машину и сказал, обращаясь к Бугрову:
