Дмитрий Гордон - Березовский и Коржаков. Кремлевские тайны
— Говорят, президент мастерски колотил ложками по чужим головам…
— Первый раз попробовал поупражняться на голове управляющего делами Верховного Совета России Загайнова, когда опять же были мы в Казахстане. Юрий Георгиевич обожал мелькать рядом с Борисом Николаевичем везде — по телевидению, на фото, — поэтому постоянно крутился где-то поблизости: вот и дождался… Вышло так: сначала выступали местные артисты — всех хорошо завели, а потом Назарбаев взял домбру (он, оказывается, и на ней прекрасно играл), а Ельцин попросил ложки, и давай они отчебучивать вместе с оркестром.
Вскоре шефу надоело бить по своим коленкам, а тут видит: пониже (места располагались, как в амфитеатре, — под уклоном) сидит Загайнов. Вот он и принялся молотить его по пышной седой шевелюре… Сначала вроде бы в шуточку, но смотрит, а этот ретивый хозяйственник улыбается. Ну, раз тебе нравится, Борис Николаевич давай еще сильнее наяривать — отдолбал его по полной программе.
— По слухам, президенту Киргизии Акаеву тоже досталось…
— Еще как, причем ложки не деревянные были — металлические…
После случая с Загайновым, который стал первой ласточкой, Ельцин практически всегда, начиная играть на ложках, искал себе жертву. Самодержцу пришлось по душе, что окружающие смеются. Он-то думал, что всем нравится, как он шутит, а люди просто радовались, что на месте избиваемого не они.
— Как Ельцин пил, в общем, понятно, а как ел?
— Особой изысканности в этом вопросе я за ним не заметил.
Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».
«…Борис Николаевич часто рассказывал, как мало он ест. Видимо, еще в свердловские времена кто-то внушил ему, что плохой аппетит — признак хорошего тона, но на самом деле питался он вкусно и довольно обильно. Страсть как любил жирное мясо — свинину просил жареную, с ободком из сала, баранину непременно сочную, а вот гарнир простой, без кулинарных изысков — картошку “из семейных запасов”.
Раньше в семье Ельцина был культ салатов — особенно удавалась селедка “под шубой”. Я даже недоумевал, почему наши профессиональные повара не могли эту незатейливую “шубу” так же замечательно приготовить.
На завтрак Наина Иосифовна или дочурки, как правило, варили Борису Николаевичу жиденькую кашу — овсяную, рисовую или пшенную и обязательно подавали чай. Раньше, когда мы только начали вместе работать, Ельцин предпочитал хороший кофе, но, если на каком-нибудь мероприятии садились за чужой стол, он всегда заказывал чай. Я это заметил и стал возить с собой термос — не было такого, чтобы кто-то наливал шефу из непроверенного чайника.
В опальные годы мы частенько, чтобы хоть что-то горячее съесть, жарили по моей инициативе яичницу. Я готовил на сливочном масле и, если шеф не возражал, добавлял к яйцам лук и иногда помидоры.
Ельцин говорил, что любит вяленую рыбу — леща, например, но на самом деле ел ее редко. Я, если честно, решил, что ему тяжело ее чистить, ведь левая кисть у Бориса Николаевича была изуродована. Обычно, если варили раков, их обрабатывала Наина Иосифовна: складывала на тарелку супругу шейки, а он только жевал, но во время визита в Китай я понял, что оторванные фаланги здесь ни при чем. Ельцин мгновенно освоил палочки и ловко ими орудовал, а вяленую рыбу и раков просто ленился чистить».
«…Иногда Ельцин пренебрегал советами врачей и рекомендациями личного повара Самарина, и в Якутии в девяносто четвертом случилось настоящее ЧП. Едва Борис Николаевич сошел с трапа самолета, как симпатичные якутки в национальной одежде преподнесли ему кумыс. Самарин прошептал в ухо:
— Ни в коем случае не пейте.
По протоколу достаточно пригубить напиток и кусочком хлеба заесть, но Ельцин кумысом увлекся, и через некоторое время возникла чрезвычайная ситуация (а Шойгу был тогда далеко). Вся команда, ответственная за безопасность президента во время визита, “встала на уши”: в кратчайший срок вдоль маршрута следования Бориса Николаевича были установлены маленькие деревянные домики, и каждый второй был удостоен высочайшего посещения. Такие же новенькие строения появились повсюду, где президент проводил встречи с местными жителями».
— Горбачев утверждал, что Ельцин был предрасположен к глубоким депрессиям, к суициду и даже пытался вспороть живот ножницами. Неужели и впрямь попытка самоубийства была?
— Борис Николаевич действительно был склонен к таким вещам — все врачи знали об этом, поэтому, когда у него начинался очередной кризис, домашние убирали острые предметы с глаз долой.
Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».
«…Отклонения в его нервно-психическом состоянии я заметил весной девяносто третьего — он сильно переживал противостояние с Хасбулатовым и Руцким, впал в депрессию, даже стал заговариваться… Склонность разрешать все проблемы раз и навсегда самым неподходящим способом была у Ельцина и раньше (подозреваю здесь суицидальную наследственность). То в бане запрется, то в речке окажется, то надумает застрелиться…
Как раз в это время тогдашний министр безопасности Баранников преподнес президенту крайне неподходящий подарок — пистолет с патронами, причем сделал это секретно, в задней комнате, когда меня рядом не было. (Сотрудники приемной мне доложили, что Баранников заходил со свертком, а вышел без.) По настроению Ельцина я понял: что-то он затевает — к тому времени уже неплохо его изучил. Улучив момент, сделал ревизию задней комнаты и в самом верхнем ящике стеллажа обнаружил футляр с подарочным оружием. На всякий случай я вынул патроны и попросил повара их сварить, а изъяв боек, превратил пистолет, по сути, в игрушку.
Ельцин о таком не догадывался и через некоторое время перед событиями с импичментом попытался устроить трагисцену: передо мной, Илюшиным и Барсуковым он тряс этим пистолетом, а мы уговаривали его не стреляться. Один я знал, что этот пугач не способен причинить никакого вреда, но нам удалось убедить его не совершать глупости и вполне официально забрать оружие. Оно и сейчас, наверное, хранится среди его несметных подарков, а вот боек куда-то я задевал».
…Однажды, после того как его вывели из состава Политбюро, по указанию Наины все было спрятано, но тупые ножницы, которыми режут бумагу, почему-то остались. Недолго думая, шеф их приставил к себе острием и на них упал.
Конечно, эта попытка расстаться с жизнью не удалась — он только порезал под грудью шкурку, потекла кровь… По-моему, его даже зашивать в больнице не стали — наложили скобы — и все.
Впоследствии Ельцин сочинил об этом красивую байку — притом, что я прекрасно все знал. Сидим как-то в бане, он чешет рубец и спрашивает: “Знаете, откуда у меня шрам-то?”. Я лишь плечами пожал: “Где уж мне!”, а про себя подумал: “Об этом, Борис Николаевич, только все ЦКБ знает и пол-России — больше никто…” Он тем временем “ударился в воспоминания”: “Помните, когда я еще один-то был, без охраны? Шел как-то из магазина домой, и в переходе на меня напали”. Когда Ельцин сам ходил в магазин — ума не приложу. Разве только будучи первым секретарем Московского горкома партии, да и то ничего там не покупал.
