Сергей Стопалов - Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945
Раздался потрясающей силы грохот выстрелов и разрывов снарядов и мин. По статистическим данным, на линии главного удара было сосредоточено почти 15 тысяч орудий, да еще в воздухе гудели бомбардировщики. В течение только первого дня наступления артиллерией было сделано более миллиона выстрелов, на изготовление снарядов для которых потребовалось почти 100 тысяч тонн металла, а для их доставки на фронт две с половиной тысячи железнодорожных вагонов.
В течение тридцатиминутного артиллерийского огня противник не сделал ни единого выстрела, что свидетельствовало о его полной подавленности и разрушении системы обороны.
Потом началась следующая атака с прожекторами. Мы еще больше усилили огонь, а пехота и танки дружно бросились вперед, сопровождаемые огневым валом.
К рассвету первая оборонительная линия обороны противника была преодолена и начата атака второй линии.
Гитлеровские войска были буквально потоплены в море огня и металла. Сплошная стена пыли и дыма висела в воздухе, которую даже мощные лучи прожекторов не могли пробить. Но это нас не смущало. Мы упорно преодолевали сопротивление немцев и шли вперед, ежедневно продвигаясь в среднем на 8 километров, а на некоторых участках и на 10–12 километров.
Тяжелейшие бои за овладение Зееловскими высотами продолжались несколько дней, но прожекторы в них уже не применялись. В этот период наша бригада поддерживала 8-ю армию генерала Чуйкова, в состав которой входила и армянская дивизия. За эти дни я несколько раз встречал знакомых армян, и мы обменивались впечатлениями о проходящих боях. А вот в футбол они не играли. Было не до этого. Сейчас главное, что всех интересовало, – это успех прорыва к Берлину и окончание войны.
В конце апреля наш полк бросили на юго-запад. Мы вместе с некоторыми другими воинскими частями рассекали группировку противника, окруженную с юга 1-м Украинским, а с севера 1-м Белорусским фронтами. В это время основные бои шли на подступах к Берлину и в самом Берлине, а на нашем направлении было сравнительно тихо. Орудия батареи сделали лишь несколько выстрелов при форсировании реки Шпрее.
1 мая 1945 года мы встретили в небольшой деревне примерно в 30 километрах южнее Берлина. Далее боев уже не было. Больше всего нас радовали распустившиеся деревья, цветущие яблони и полевые цветы. Это наполняло наши души весенним ароматом, к которому примешивалось какое-то новое непривычное чувство победы.
Вечером 6 мая батарея остановилась в лесочке на небольшом холме. Машины загнали под деревья, а орудия, не закапывая, как уже бывало в последние дни, разместили в боевой готовности вдоль опушки. На западе хорошо был виден какой-то город, утопающий в бело-розовом тумане цветущих яблонь, а чуть дальше в лучах заходящего солнца искрилась голубая лента широкой реки.
Основная масса солдат ни сейчас – накануне победы, ни вообще во время войны не знала общей обстановки и весьма смутно представляла, где находится в данный момент. И в этот теплый майский вечер, не узнав новостей, солдаты разошлись и начали устраиваться на ночлег – ставили палатки или укладывались в кузове «Студебекера».
Ночью никаких происшествий не было, а утром несколько человек из нашей батареи собрались на опушке и с интересом разглядывали окрестности.
По дороге от города в нашу сторону двигалась группа людей. И хотя ничего подозрительного в этом не было, мы по привычке отошли в тень деревьев. Вскоре ситуация прояснилась – к нам приближались человек десять чернокожих в военной форме.
Союзники! Это поняли сразу. К подобной встрече нас не готовили, и, что надо было делать, мы не знали. Однако здравый смысл подсказал. Все высыпали навстречу, а наши физиономии не оставляли сомнений в искренней радости. Подошедшие остановились и тоже заулыбались.
Некоторое время стояли молча. Потом кто-то из наших громко заявил:
– Мы русские! Совьет юнион.
Гости сразу же ответили, но никто ничего не понял. Попытались объясниться на немецком, но и его толком никто не знал, ни мы, ни американцы.
Потом наводчик четвертого орудия Стрельченко подошел к пришедшим и протянул руку. Этот жест был сразу же понят. Начались массовые рукопожатия, перешедшие в дружеские объятия. Один из союзников отстегнул висевшую на поясе фляжку, сделал из нее несколько глотков и протянул нам. Малинин, оказавшийся ближе других, тут же принял ее из вежливости (как он потом объяснял), тоже сделал два глотка и вернул хозяину. Ту же процедуру, как по команде, проделали и остальные.
На опушке уже собралось много народу. Все что-то говорили, смеялись, обнимались. В течение каких-нибудь нескольких минут все буквально опьянели от счастья. И, как на фронте, началась пальба в воздух. Как же, разве можно было обойтись без салюта. Вот теперь все поняли, что война действительно кончилась, и об этом мы узнали не от своего командования, а от американских солдат, с которыми вот так просто встретились и познакомились.
Начался обмен сувенирами. Это сейчас говорят – сувениры, а тогда этого слова многие даже не знали и просто дарили новым друзьям свои вещи: самодельные ножи и ложки, кресала (кусок металла с камнем и фитилем для прикуривания), мешочки с махоркой, звездочки с пилоток и самые обыкновенные пуговицы со звездочкой от гимнастерки. А кое-кто подарил этим черным парням даже свою медаль. Союзники не остались в долгу. Нам дарили часы, фляжки (уже пустые), перочинные (отнюдь не самодельные) ножи, настоящие зажигалки и множество других вещей, оказавшихся у них в карманах. Все это делалось от чистого сердца, без корысти и с большой радостью.
Между тем наступило время завтрака, и все дружно пошли на батарею. Правда, замполит майор Плющ пытался этому воспрепятствовать, но ничего у него не получилось. Зато батарейный повар Чиринтаев оказался на высоте. Он гордо стоял с огромным черпаком на подножке полевой кухни, и самые большие порции каши с американской тушенкой достались гостям. После длительных рукопожатий и объятий американцы ушли в город.
На другой день мы собрались нанести ответный визит, но вместо этого пришлось ехать и расчищать улицы городка, где вскоре должно было проходить какое-то важное мероприятие командующих воинскими соединениями.
Вернулись на батарею лишь через несколько дней. Теперь уже все знали, что город, из которого пришли американские солдаты, называется Цербст, а протекающая невдалеке река – Эльба.
Вскоре американцы ушли за реку, и в городе оставалось только мирное население. Немцы встретили советских солдат настороженно-приветливо. Настороженно – потому, что им говорили о русских только плохое, а приветливо – потому, что побывавшие здесь чернокожие войска вели себя отнюдь не по-джентльменски, а наши в глазах горожан были все-таки белыми людьми. Но самое главное заключалось не в этом. Из многих окон первых и даже вторых этажей на победителей смотрела… Кто бы вы думали? Царица Екатерина II. И возле каждого портрета лежали цветы. А в витринах магазинов в центре города были выставлены большие картины, на одной из которых была изображена крупная женщина в черном платье, держащая на руках прелестную малютку, надо полагать, будущую российскую императрицу. И все это было буквально завалено живыми цветами.
