Иван Просветов - 10 жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин
В очередной раз для Василия Янчевецкого началась новая жизнь. Имея регулярный заработок, он мог заняться на досуге любимым делом – сочинительством. Тема появилась неожиданно. 21 января 1924 года умер Ленин.
Янчевецкий написал пьесу «Вперед по ленинской дороге» и поставил ее в помещении типографии, распределив роли среди детей сотрудников. Пьеса открывалась пионерской декламацией: «Сегодня – день народного горя. Слышите тревожный клич? Всколыхнулось пролетарское море – умер наш Ильич». «Это наш человек был, любил бедноту, ни одной минутки для себя не жил, а все для рабочих и крестьян. И сколько страдал, и сколько в тюрьме сидел. Коли Ильич умер, нам надо еще пуще держаться вместе», – говорит странник, спешащий на похороны Ленина. До Москвы хочет добраться и деревенский мальчик Гриша вместе с попутчиком-беспризорником. Путешествие не удается, зато сироту берут к себе добрые люди («Вот мне Ильич и помог»), а Гришу мать утешает: «Ничего, подрастешь, съездишь поклониться на его могилу» [17].
На первый взгляд, Ян вымарал из памяти прежние убеждения и «перекрасился». Но он просто отразил настроение времени. Смерть Ленина действительно выглядела народным горем. Гроб с телом вождя на руках несли от Павелецкого вокзала до Дома союзов. Зима была чрезвычайно морозной, но очередь в Колонный зал не редела даже ночью – пятьсот тысяч человек за четыре дня прощания. На Красной площади спешно соорудили деревянный склеп, куда перенесли гроб. В тот же час весь город наполнился гулом гудков заводов и паровозов на вокзалах [18]. Личность вождя пролетарской революции не могла не притягивать внимания даже ее бывших врагов. В архиве Яна я обнаружил вырезку из газетной статьи Троцкого. Красным карандашом в ней подчеркнуты строки: «Ленин воплощает многовековой напор крестьянской стихии; в нем живет русский мужик с его ненавистью к барству, с его расчетливостью, хозяйственностью и сметкой. Но мужицкая ограниченность преодолена в Ленине величайшим полетом мысли и захватом воли» [19].
В феврале 1924 года Василий Григорьевич разыскал в Государственной библиотеке имени Ленина свою книгу «Воспитание сверхчеловека». В своей рабочей тетради он отметил, что из всего сборника интересны лишь четыре вещи: одноименное эссе, очерки «Английский характер», «Цветы и дети» и пьесу-диалог «Где правда?». «В остальном – много порывов, но нет исторической перспективы, и полное непонимание и незнание социальных учений… Государственного воспитания подрастающего поколения не было, политического воспитания не было, власть сама выпускала вопрос из своих рук, перейдя в стадию старческого маразма. Поэтому молодые, свежие, бурные революционные силы так легко сбросили монархическую власть и взяли в свои руки управление страной; а народ был в общем очень доволен, что пришла своя мужицкая власть и повела сильной и уверенной рукой народ по новому пути» [20].
В августе 1924-го в Москве судили знаменитого эсера Бориса Савинкова – организатора нескольких громких покушений на царских сановников, антисоветского мятежа в Ярославле в 1918 году и добровольческих отрядов, воевавших с большевиками на стороне Польши в 1920-м. Чекисты выманили его из-за границы на встречу с фиктивной подпольной организацией. Янчевецкий не раз слышал о Савинкове в штабе Колчака: бывший комиссар Временного правительства руководил парижским Bureau de Presse Russe, финансировавшимся из Омска, и работал в комиссии, договаривавшейся с союзниками о военных поставках белым армиям. Савинкова приговорили к смертной казни, но вскоре изменили наказание на десять лет заключения. В тюрьме он сочинил открытое письмо. Не исключено, покаяние было условием сохранения жизни, но Савинков никогда не боялся смерти, и внутренне был готов признать поражение.
«После октябрьского переворота многие думали, что обязанность каждого русского бороться с большевиками. Почему? Потому что большевики разогнали Учредительное собрание; потому что они заключили мир; потому что, расстреливая, убивая и „грабя награбленное“, они проявили неслыханную жестокость. На белой стороне честность, верность России, порядок и уважение к закону, на красной – измена, буйство, обман и пренебрежение к элементарным правам человека. Так и я думал тогда. Кто верит теперь в Учредительное собрание? Кто осуждает заключенный большевиками мир? Кто не знает, что расстреливали, убивали и грабили не только большевики, но и мы?.. Да, Россия разорена войной и величайшей из революций. Да, чтобы поднять ее благосостояние, необходима напряженная и длительная работа. Но большевики уже приступили к этой работе, и страна поддержала их… Власть, которая выдержала блокаду, гражданскую войну и поволжский голод – жизнеспособная и крепкая власть… Я не коммунист, но и не защитник имущих классов. Я думаю о России, и только о ней. Советская власть, укрепившись, объединила в равноправный союз народы бывшей Российской империи. Она стремится к усилению и процветанию СССР… Меня спросят: как же восстанавливать без свободы? Я на это отвечу: а, если бы белые победили, разве бы не было диктатуры? Я предпочитаю диктатуру рабочего класса диктатуре ничему не научившихся генералов… Но мы все побеждены Советской властью. Побеждены и белые, и зеленые, и беспартийные, и эсеры, и кадеты, и меньшевики. Побеждены в боях, в подпольной работе, в тайных заговорах и в открытых восстаниях. Побеждены не только физически – насильственной эмиграцией, но и душевно – сомнением в нашей еще вчера непререкаемой правоте… Пора оставить миф о белом яблоке с красною оболочкой. Яблоко красно внутри. Старое умерло. Народилась новая жизнь» [21].
Письмо Савинкова напечатали все главные советские газеты. Уверен, что Янчевецкий прочел его. И, наверное, согласился едва ли не с каждой оценкой.
***Непонятно как, но Василий Янчевецкий отыскал старшего брата. Возможно, он писал в Полтаву, и кто-то ответил, что Дмитрий с женой уехал в Ростов-на-Дону, там и остался. Или же, разыскивая матушку, переселившуюся из Ревеля в Петроград в 1916 году, он узнал, что Варвара Помпеевна отбыла к сыну Мите на юг по такому-то адресу.
В 1924 году брат приехал в Москву, поведал, что случилось за лихолетье гражданской войны и после. В Ростове-на-Дону он поработал и учителем истории, и переводчиком на радиотелеграфной станции губотдела ГПУ и в штабе Северо-Кавказского военного округа, преподавал экономическую географию в школе Транспортного отдела ГПУ. Удалось убедить чекистов в чистоте своей биографии. Здесь его разыскала сестра Софья. В войну, когда многие бежали на Волгу, она с дочкой оказалась в Самарской губернии; в 1921 году бежала уже от поволжского голодомора в Ташкент, а там – тиф, холера; поехала на Кавказ, так в 1922 году добралась до Ростова, где и встретилась с мамой и братом. Муж ее Петр Концевич, служивший до революции делопроизводителем в Ревельском порту, обнаружился в Польше, и в 1923 году «выписал» своих к себе в Радом. «Многое пришлось испытать, – рассказывала сама Софья брату Васе четверть века спустя, – но „без страданий не найдешь и счастья“… Я не утратила своей веры в жизнь и справедливость».
