Василий Минаков - Фронт до самого неба (Записки морского летчика)
— МБР-два! — определил воздушный стрелок Кузнецов.
Все закричали, замахали руками. Но когда самолеты развернулись, стало ясно: «дорнье»!
— Прячьте нашивки! — крикнул Абасов. [137]
— Сейчас полоснут из пулеметов, и все, — почти равнодушно проговорил Кузнецов.
Все невольно сжались.
Но самолеты без единого выстрела ушли. Это было совершенно непонятно. Если приняли за своих, то должны были бы подобрать, за чужих — расстрелять. Но ни произошло ни того, ни другого.
— Черт их поймет! — выругался Абасов, распрямляясь. — Никакой логики!
— Может, еще вернутся, — задумчиво глядя в ту сторону, куда ушли «дорнье», предположил Зимницкий.
Часа через два снова услышали рокот моторов. Моментально убрали парус, притаились. Это были те же «дорнье». Пролетев в стороне, они сделали два круга, очевидно, разыскивая шлюпку. Не обнаружив, снова улетели.
Экипаж продолжал свой путь. Все сильнее мучила жажда. Нарзана оставалось совсем немного. Попробовали полоскать рот морской водой, но это лишь вызвало тошноту. Близились сумерки. Парус сняли. Ночью решили поспать, чтобы сберечь силы на день.
На рассвете 28 июня, когда приготовились ставить парус, опять услышали звук самолета. Немецкий «хеншель» прошел в стороне, ничего не заметив.
— Счастье, что не успели поставить парус, — порадовался Зимницкий. — Этот бы сделал из нас окрошку!
За ночь ветер не изменил направления, и шлюпка ходко шла к родным берегам. На большой высоте стали часто пролетать и свои, и немецкие самолеты. Признак, что берег не так далек. Посоветовавшись, решили идти и ночью. Вахту несли по двое: один на руле, второй держал мачту. Прошли еще сутки. Жажда не давала покоя даже во сне.
Наступило 30 июня. Днем дожевали последний шоколад, запили глотком воды. Ее осталось еще полбутылки. После обеда Саша Кузнецов, устраиваясь на очередную вахту у мачты, вдруг заметил на горизонте тонкий крест, торчавший из воды. Постепенно выросла рубка, затем и корпус корабля. Он казался огромным, спокойно стоящим в лучах предвечернего солнца. Но затем у форштевня появились белые бурунчики — корабль шел в сторону шлюпки. Свои или враги?
— Приготовиться к бою! — скомандовал Абасов. — Живыми не дадимся! Допьем воду, это прибавит сил.
Бутылка пошла по рукам. Затем достали наганы, пистолеты. Несколько минут напряженно вглядывались в выраставший на глазах корабль.
— Ура! Наши! — обнимая друг друга, закричали вдруг разом.
В воздух полетели шлемы. На мачте морского охотника развевался советский флаг.
Катер подошел на большой скорости, лихо застопорил ход, с борта на шлюпку уставился крупнокалиберный пулемет.
— Кто такие? — раздался зычный, усиленный мегафоном голос.
— Свои! Свои! Советские!
И вновь гремит мегафон:
— Подойдите к борту!
Через несколько минут счастливых авиаторов подняли на борт крепкие матросские руки.
Это произошло на шестой день их одиссеи, в двадцати километрах юго-восточнее Тендровского маяка.
Над перевалами
В середине августа 1942 года горнострелковые части 49-го корпуса вермахта захватили важнейшие перевалы Центрального Кавказа — Санчаро, Клухорский, Марухский, — а также несколько перевалов Эльбрусской горной гряды. Нависла угроза над Сухуми и Кутаиси. Благодаря срочно принятым мерам враг был остановлен. Дальнейшие усилия наших войск направлялись на то, чтобы отбросить противника обратно за перевалы.
Военный совет Закавказского фронта поставил перед авиацией Черноморского флота задачу систематическими бомбардировочными ударами воспрепятствовать закреплению гитлеровцев, не допустить переброску подкреплений их прорвавшимся частям. Командующий 46-й армией генерал-майор Леселидзе специальным приказом определил способы обозначения наших войск, целеуказания, опознавательные сигналы.
Резко пересеченная лесистая местность и прерывистая линия фронта сильно затрудняли действия авиации. Личный состав нашего полка опыта ведения боевых действий в горах вообще не имел. Потребовалась дополнительная подготовка летчиков и штурманов в ходе боевых действий. [139] Перед каждым вылетом полк получал от штаба армии задачу с конкретным указанием целей, основных ориентиров, начертания линии фронта. Получив эти данные, штурманы тщательно изучали по карте район удара, маршрут. Объекты ударов находились на высоте шестьсот — две тысячи восемьсот метров над уровнем моря. Бомбежка осуществлялась с нескольких заходов. Первый заход пристрелка, остальные — на поражение.
7 сентября было приказано нанести удар по живой силе и технике врага в селении Псху. Экипажи 36, 40 и 5-го гвардейского авиаполков совершили сорок самолетовылетов. В результате было уничтожено не менее четырехсот солдат и офицеров противника, взорван склад боеприпасов, разрушены оборонительные сооружения. Вслед за бомбовым ударом наши наземные войска освободили это селение.
По отзывам командования 46-й армии, действия авиации в этот период решали успех сухопутных войск. Стоит отметить хотя бы психологическое воздействие наших ударов на гитлеровцев. При бомбежке фугасными бомбами в горах поднимался немыслимый грохот, который длился двадцать — тридцать минут. Обвалившиеся скалы загромождали дороги, камни обрушивались на головы оглушенных фашистов…
Однажды мы заступили на боевое дежурство. Предполагалась разведка в море, но задания не поступало, и несколько экипажей, собравшись у нашей «семерки», вели оживленную беседу. Особенно разговорчивым был молодой штурман сержант Евгений Джинчелашвили, а попросту Джан. Он сегодня летел со мной, в свой первый боевой вылет, вместо заболевшего Никитина. Джан был в ударе и забавлял нас, рассказывая смешные истории, расхваливая на все лады свою солнечную родину.
— Па-а-сматри, какая красота вокруг! А воздух? Его же пить можно, есть! Одним воздухом можно питаться! Верь слову!
— Значит, с завтрашнего дня ты будешь передавать свой паек мне, — послышался сзади знакомый голос.
— Коля? Панов! — раздалось сразу несколько голосов.
— Что, не узнали?
— Как тебя не узнать! По одному трепу…
— Ну, в трепачах у вас, кажется, и без меня недостатка нету. [140]
Поздравив стрелка с возвращением, я предложил ему отдохнуть.
— Нет, командир, хватит, наотдыхался! Чуть с тоски не помер. Разрешите лететь!
— Ну что ж, готовься!
Немного погодя, подошел командир полка:
— Разведка отменяется. Летим бомбить минометную батарею и мортиры на Санчарском перевале. Я, вы и Балин. На подготовку сорок минут.
