Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве
Чуть слышно постучав, в кабинет заглянул Поскребывшев:
– Обед готов, Иосиф Виссарионович.
– Спасибо, – поблагодарил Сталин. – Сейчас приду.
Он решил поесть в одиночестве. Угадывая настроения Хозяина, подавальщица не мелькала перед глазами, появляясь в столовой комнате только в нужный момент, меняя тарелки и предлагая новые блюда. Когда Сталин попросил принести вина, Валюша Истомина немного удивилась, но вида, конечно, не показала. Тут же на столе появилось бутылка «Хванчкары» и тарелка с круто варенными яйцами. Сталин, наковыряв пальцами желтки, один за другим отправлял их в рот, запивая глотком вина…
Вашингтон, Белый дом
Франклин Рузвельт внимательно слушал доклад шефа ЦРУ Эдгара Гувера относительно будущего состава участников совершенно секретного «Манхэттенского проекта».
– Господин президент, благодаря своим радикальным взглядам профессор Эйнштейн, по моему глубокому убеждению, не может считаться пригодным для использования в секретных работах. – Директор ФБР сделал паузу. – Он только что получил наше гражданство, и мне представляется маловероятным, чтобы такого склада человек внутренне уже успел стать вполне благопристойным и благонадежным гражданином США, исповедующим наши идеалы…
– Я не буду спорить с вами, Эдгар, – смиренно произнес президент. – Целиком полагаюсь на вашу информированность, а не на интуицию и догадки. Действуйте, как считаете нужным.
– Кроме того, господин президент, не скрою, у военной контрразведки имеются также сомнения относительно назначения мистера Оппенгеймера на пост научного руководителя проекта.
– Какие именно? – спросил Рузвельт. – То, что он и его жена придерживаются левых взглядов и помогают коммунистам финансово, мне уже докладывали. Но это же не сказывается на качестве его исследовательской работы?
– Никоим образом. Но есть один нюанс, о котором вы должны знать. В свое время Оппенгеймер умудрился жениться на Катарине Пуэнинг.
– И что в этом предосудительного?
– Она – родственница гитлеровского генерала Кейтеля. Но, с другой стороны, эта женщина настроена явно прокоммунистически.
– В данном случае, я считаю, господин Гувер, это делу не помеха. Генерал Гровс за этим проследит, на то он и поставлен шефом нашей атомной программы.
Гровс вспоминал: «Мне с укоризной говорили, что только лауреат Нобелевской премии или, по крайней мере, достаточно солидный, многоопытный человек, может занимать подобное положение. Но я делал ставку на Оппенгеймера, и его успех подтвердил, что я был прав. Никто не смог бы сделать того, что сделал он».
Эйнштейну не было дела до всех подробностей, деталей комплекса работ по созданию смертоносной бомбы, а тем более каких-либо кадровых назначений. Его болезненно мучила другая проблема – о нравственной ответственности ученого…
Москва, Малая Никитская, сентябрь 1941
Берия закрыл многостраничное досье Елизаветы Зарубиной. М-да, биография у девушки та еще. Одна история с этим Яковом Блюмкиным чего стоит. Как ей, соплячке, удалось объегорить такого матерого волчару?..
Черновицкая чернявая (нарком улыбнулся собственному каламбуру) девка, Лиза Иоэльевна Розенцвейг… Потом (уже с нашей помощью) Елизавета Юльевна Горская… Учеба в Черновицком, Пражском, Венском университетах… Молодец, девочка… Шесть языков: румынский, русский, идиш (само собой), французский, немецкий, английский… Полиглот. В 1928-м – курсы, спецподготовку в Москве… Потом в Стамбуле ее ловко подложили Яшке Блюмкину, и тот, самовлюбленный бес, уверовав в свою непогрешимость и неуязвимость, как мальчик, так легко купился!.. Растаял и поплыл, сопля зеленая, и выложил Лизке про свои контакты с Троцким. А она, не будь дурой, тут же слила информацию о полюбовничке своему куратору в ОГПУ.
Самого Блюмкина Берия, естественно, не знал. Молод тогда, в верха не был допущен… А Горская (теперь уже Зарубина) с успехом работала в ряде европейских стран… Сразу после начала войны, уже 29 июня 1941-го ее вместе с мужем нелегально перебросили через Турцию на родину….
Лаврентий Павлович поднял телефонную трубку.
– Фитина мне… Фитин, здравствуй. Организуй-ка ты мне доставку Зарубиной. Да, для беседы. Сам знаешь куда. И как можно скорее.
…Берия откровенно любовался сидящей напротив Лизой. Ему нравились женщины такого типа. Красивые. Внешне недоступные. С гордо посаженной головой. Но он знал, что за этой строгостью, глухим панцирем неприступности такие страсти порой обнаруживаются, каких от профессиональной шлюхи не дождешься.
– Елизавета Юльевна, вам решено поручить задание особой важности. – Он внимательно смотрел на нее. – В детали вас посвятит товарищ Фитин. Мне же хотелось поговорить с вами о, так скажем, общих задачах.
– Я вас слушаю, Лаврентий Павлович.
Боже, а голос какой! Низкий, грудной, с легкой хрипотцой.
– Только не считайте это обычным официальным инструктажем перед служебной командировкой. Тем более дело, которое мы вам собираемся поручить, особой важности. Понимаете?
– Так точно.
– Ну, зачем же так? – отмахнулся Берия. – Мы же с вами все-таки не на плацу.
Подойдя к двери, Лаврентий Павлович с кем-то невидимым переговорил, а потом обернулся к Елизавете:
– Давайте-ка перекусим.
Лиза грациозно поднялась с кресла и мило улыбнулась:
– С вами – с удовольствием, Лаврентий Павлович.
Берия ухмыльнулся: «Толковая сучка, понятливая…» – и галантно распахнул перед своей гостьей двери в соседнюю комнату:
– Прошу, мадам.
Чудо, но он сумел удержаться, чтобы не коснуться рукой или бедром ее соблазнительной упругой попки, когда она проходила мимо, постреливая по паркету каблучками элегантных туфелек…
Принстон, осень 1941
Настроение у Эйнштейна было препаршивейшим. В институте он взял отпуск, чтобы лишний раз не встречаться с коллегами и, не дай Бог, на ком-нибудь случайно не сорваться. Домашние сами старались не попадаться хозяину на глаза. От Маргариты нет вестей уже две недели. Черт знает что. Ну, ничего, он сегодня же позвонит Вирджинии и пригласит ее покататься по озеру…
Газеты читать гадко. Европа рушится на глазах. Русские панически отступают, Гитлер торжествующе заявляет о неминуемом падении Москвы. Неужели все так и будет? Это же конец света! Или полное солнечное затмение?..
Он немного прошелся по саду, подышал воздухом, но потом решил все-таки вернуться к столу, чтобы закончить письмо милому доктору Отто, которому наконец-то удалось сбежать из Германии и благополучно устроиться в Штатах. С Юлиусбергерром, талантливым берлинским психиатром, их связывали давние дружеские отношения.