Павел Федоров - Генерал Доватор (Книга 1, Глубокий рейд)
- Мы ничего не могли сообразить, - показывал в этот день пленный гитлеровский офицер. - Сразу была потеряна связь между батальонами и полками. Мы не могли знать, где находятся наши начальники, и не получали приказаний. Не было возможности вызвать авиацию. Куда мы ни бежали, всюду были казаки. Было очень страшно. У вас такие быстрые кони...
Отдавая начальнику штаба приказ, Доватор говорил:
- Самое главное - внезапность, быстрота. Промедление смерти подобно. На войне не идет все по уставу, гладко... Если есть возможность ошеломить противника, заворачивай круче. Не упускай момента. Никаких у противника оборонительных сооружений нет. Обрушивайся камнем на голову и кончай без остатка.
Лев Михайлович сломал тоненький березовый прутик, встал на краю широкой просеки, по которой бодрой рысью двигались эскадроны. Сильные кавказские кони, поскрипывая вьюками, иногда переходили на галоп и радовали своей резвой бодростью. Бойцы, туго подтянув у касок подбородные ремни, с присущей кавалеристам ловкостью, умело, всем корпусом, облегчали конский бег.
Слабый ветер разгонял дымчатые туманные полосы и доносил отдаленные волны хлесткой и частой стрельбы и первые протяжные звуки мощного раскатистого "ура".
Лев Михайлович поднимал с уха кубанку, а дыхание само останавливалось, чтобы лучше слышать.
Наступило утро. По верхушкам деревьев солнце раскидывало яркий блеск теплых лучей...
В 9.00 23 августа 1941 года Лев Михайлович обнимал Осипова в лесу северо-западнее Заболотской.
- Здравствуй, горячее солнце! Здравствуй, славный денек во вражеском тылу! - Доватор снял кубанку и повесил на сук. Высокая кудрявая елка пошевеливала зелеными лапами, словно приветствовала заполнивших лес кавалеристов.
Обычно порывистый и резкий, Осипов был сейчас сух и сдержан.
- Солнце-то светит, да пока плохо греет, - ответил он на пылкое восклицание Доватора.
- Экий ты, брат, мрачный! - медленно проговорил Лев Михайлович. Он догадывался, что майор "куражится": видимо, не забыл недавнего разговора. Доватор терпеть не мог всякой недосказанности.
- Не мудри, Осипов!
- Не мудрю, Лев Михайлович... Командира эскадрона потерял, политрука... и казаков... - Осипов повернулся лицом к Доватору. В глазах его была печаль. Лев Михайлович нахмурился.
- А еще? - спросил он настойчиво.
- Всего около тридцати человек. Разве мало?
- Ничего не говорю. Я капитана Наумова потерял.
Гримаса боли скользнула по лицу Доватора, он усилием воли согнал ее. Наклонившись к Осипову, тихо сказал:
- Пушки-то ведь он тебе подкинул вовремя...
- Здравствуйте, товарищ полковник!
Доватор быстро оглянулся. Перед ним с усталой и в то же время беззаботной улыбкой на лице стоял Алексей Гордиенков. Из-под бурки у него выглядывали на одной ноге госпитальная брезентовая тапочка, а на другой хромовый сапог со шпорой.
Доватор несколько секунд смотрел на него с молчаливым любопытством.
- Хорош! - Доватор провел рукой по непокрытой голове. - Посоветуй, Антон Петрович, что мне с ним делать?
Гордиенков, уловив приветливый взгляд и снисходительную усмешку, понял, что встрепка будет пустяковая.
- Наградить, товарищ полковник! - ответил Осипов. Майор взял Алексея за руку и подвел к Доватору. - Он в тыл проскочил одним из первых. А в Подвязье вместе с Чалдоновым на тачанках въехали. Приспособили трофейные немецкие брички, поставили станковые пулеметы и ворвались нахально, как незваные гости на свадьбу. Все сошло удачно, но за риск маленько побранить надо. Хотя, как говорят, победителей не судят...
- Хорошо, когда удача! В общем-то безобразие, ваше степенство! Доватор посмотрел на Гордиенкова строго и колюче. - Объясни мне, как ты сюда попал?
Алексей без утайки рассказал все события последней ночи.
За лесом пощелкивали винтовочные выстрелы, доносилось раскатистое "ура". Чалдонов порубил фашистов в деревнях Заболотская и Верга. Другие полки разгромили гарнизоны в Суровцеве, Турнаеве, Коноплеве, Пузькове, Пашкове. Казаки продвигались стремительно, в села врывались внезапно и дерзко. Немцы, не ожидавшие прорыва, в панике разбегались.
В 13.00 конница сосредоточилась в лесу южнее деревни Никулино. Другая часть конницы, двигаясь по западному берегу реки Межа, ликвидировала гарнизоны в Курганове, Попкове, Старых Мокряках.
В полдень 23 августа кавалеристы готовили первый обед на занятой врагом территории.
В продуктах недостатка не было. В лагерь стекались укрывавшиеся от фашистов советские люди: кто нес буханку хлеба, кто - картошку, кто живого петуха.
- Как же нам дальше-то быть, товарищи? - Не было человека, который не задал бы такого вопроса.
Молоденькая девушка в коротеньком жакетике сидела против Доватора, морщила утомленное миловидное лицо, рассказывала:
- Сестренке семнадцать... Пришли, забрали, увезли; куда - неизвестно. Говорят, в Германию. Хорошо, что меня дома не было. Я убежала в лес - там много наших скрывается от фашистов. Хотела фронт перейти, да вот вас встретила. В нашей деревне старик живет, беженец, пробирался из Белоруссии и застрял: жена заболела. Он направил меня к партизанам, а я их не нашла... Что мне делать? - Девушка кусала губы, морщилась, но не плакала.
- Вы говорите, в вашей деревне штаб стоит? - спросил Доватор.
- Да. Генерал есть, и еще один приезжал, останавливался в нашем доме.
Девушка смотрела Льву Михайловичу в глаза.
Сведения, которые она передала Доватору, совпадали с данными армейской разведки. В Рибшеве должен был стоять штаб немецкой армии.
- Товарищ Аверина, а если вас направить обратно?
- А зачем мне обратно? - спросила девушка.
Она догадывалась, к чему клонит полковник.
- Партизанить, - коротко ответил Доватор.
- Но я же не нашла отряда!
- Надо найти. Приведите сюда старика беженца. Место встречи мы вам укажем. Согласны? С вами пойдет одна наша девушка.
Аверина решительно кивнула головой...
В дивизионе разведчиков пир шел горой. На плащ-палатке была насыпана куча трофейных галет, стояла раскупоренная бутылка, консервы и круглая банка с искусственным медом. Вокруг сидели Салазкин, Торба, Воробьев и Оксана.
- Может, Ксана Григорьевна, заморского винца отведаете? - услужливо предлагал Салазкин.
- Не хочу.
Оксана лукаво щурила глаза и нехотя грызла твердую, как доска, галету.
- Ну чего ты, писарь, пристал, точно репей к бурке? Не хочет пить человек. Да и кто станет тянуть такую кислятину? - Яша Воробьев сердито отставил бутылку в сторону: - Филиппу Афанасьевичу отдать - он все выдует.
- А где он зараз? - спросил Торба.
- Около коней сидит, - ответил Воробьев. - Какого-то старичка ромом угощал, коня галетами кормил, а теперь военфельдшера Нину потчует и про сражение расписывает. Его только слушай. Теперь, наверно, до города Берлина доехал...
