Лео Яковлев - ИСТОРИЯ ОМАРА ХАЙЯМА, рассказанная им самим
Из-за своего нежелания преподавать в медресе и из-за отсутствия собственных внуков и малолетних племянников – у Аиши, моей сестры, младшими были только дочери, а ее сыновья уже были взрослыми людьми,- я был лишен общения с детьми, а меня все-таки интересовало, чем они сейчас живут. Поэтому, когда я вернулся в Нишапур и ко мне пришел казначей и сборщик налогов Нишапурского округа ал-Байхаки, чтобы сверить остатки по выплатам моего содержания, я, узнав, что у него есть двенадцатилетний сын, попросил привести его ко мне для беседы и сказал, что мальчику она будет полезна. И в следующий раз он появился с юным Захиром ад-Дином. Я предложил его вниманию один весьма сложный бейт94 Рудаки и остался доволен его толкованием. Потом я спросил его о видах дуг окружности. Он, не задумываясь, назвал четыре вида: окружность, полуокружность, дугу меньше полуокружности и дугу больше полуокружности. В этом ответе не было его личного взгляда, а всего лишь передача слов учителя или заученного по учебнику. Я почувствовал, что интересы этого мальчика будут лежать в области поэзии, литературы или истории, и перестал его мучить своими вопросами95. В конце концов, любая область знания служит людям, и никто не может заранее сказать, какая из них и когда окажется полезнее другой.
Наш отчет по поездке в Балх был принят принцем Санджаром благосклонно.
Перед вратами вечного молчания
Вот уже третий год я пишу эти заметки, откладываю их и возвращаюсь к ним снова. Мой калам зачерняет белые листы бумаги, а перед моим внутренним взором проходят картины минувшей жизни. Но это хоть и минувшая, но моя жизнь, и мне иногда бывает очень трудно быть искренним и беспристрастным. Но я стараюсь, потому что знаю: есть Высший читатель наших жизней, и от Него не спрячется ничто – ни плохое, ни хорошее.
В минуты душевной слабости меня укрепляют слова мудрого Абу-л-Касима ар-Рагиба, да пребудут с ним мир и милость Аллаха, который в беседах со мной не раз повторял: «Человек пригоден для обоих миров. И сказал Всевышний Аллах об этом: “Разве вы думали, что мы создали вас забавляясь и что вы к нам не будете возвращены”?»96 И еще любил он слова пророка, да благословит его Аллах и да приветствует: «Этот мир – мир бренных; не постоянная обитель, а пристанище бренных. Вы созданы навеки, однако вы скитаетесь от дома к дому, пока не найдете постоянного пристанища».
Сколько раз, когда мой калам запечатлевал рожденные в моей душе стихи, я слышал тихий и ласковый голос Абу-л-Касима за своим плечом.
При приближении к семидесятилетнему барьеру я все чаще испытывал усталость от интенсивного общения с людьми. Нередко глупость собеседников вызывала мое раздражение, и я стал наживать себе врагов. Меня старались подвести под гнев правителей, и единственной причиной этих подлых действий была моя ученая неуязвимость и недоступная большинству эрудиция.
Прошлый мой приезд в Мерв, например, совпал с посещением столицы Хорасана верховным султаном империи Мухаммадом – старшим братом принца Санджара, и, когда царь решил поохотиться в ближайших горах, кто-то услужливо подсказал ему, что только я сумею правильно предсказать пригодные для охоты дни в условиях меняющейся осенней погоды. Султан, находившийся в загородной резиденции, немедленно послал гонцов в Мерв, чтобы разыскать меня. Я в это время был в гостях у ходжи97 Садра ад-Дина Мухаммада ибн-ал-Музаффара – одного из немногих, с кем я еще с удовольствием встречался. Обычно наши встречи происходили в его дворце, где и нашли меня посланцы Мухаммада и доставили меня к великому султану. Я был несколько растерян и попросил два дня на обдумывание проблемы, надеясь, что у султана за это время пройдет желание поразвлечься убийством бедных зверей.
Однако, увы, эти дни прошли, но ничто не изменилось, если не считать того, что я восстановил душевное равновесие, невозмутимость и твердую веру в Предопределение. Я с важностью предсказал хорошую погоду на ближайшие пять дней и собрался удалиться. Но мои недоброжелатели не успокоились и подговорили султана взять меня в свиту. Правда, тут я нанес им первый ответный удар. Они знали, что я путешествую только на верблюдах, и привели мне довольно резвого коня по прозвищу Дульдуль98 из Санджаровой конюшни, предвкушая удовольствие от зрелища, когда конь станет меня сбрасывать. Однако разучиться ездить нельзя, так же, как и разучиться ходить, и я, как только мои ноги оказались в стременах, сразу же успокоил коня и заставил его двигаться, подчиняясь своей воле. При этом я мысленно поблагодарил благородного Абу Тахира и царевну Туркан, заставивших меня в молодости сесть на коня, и передо мной мелькнуло лицо моей царицы. Я знал, что это ее облик, но сквозь его очертания почему-то светилось лицо Гулнор.
Наш небольшой отряд углубился в горы, и примерно через час погода вдруг испортилась, небо заволокли тучи, и даже пошел снег. Я увидел злорадство в глазах моих недоброжелателей. Поднялся смех, и султан хотел повернуть назад. Я же твердо сказал ему, чтобы он не беспокоился и что вся эта метель продлится не более часа. Отряд осторожно двинулся дальше, а я, отпустив поводья коня, идущего по узкой тропе в цепи всадников и не нуждавшегося в управлении, вознесся душой к вершинам Вселенной и там со всей ранее скрываемой мной страстью, попросил Всевышнего о милости и помощи.
Когда я вернулся к людям, над горами светило солнце, и вокруг не было ни единой тучи. Пять дней, пока охотился султан, не выпадало ни капли влаги, а тучи время от времени собирались за скалами, окружавшими долину охоты. Края облаков только показывались из-за этих скалистых стен, но не могли их преодолеть, как Йаджудж и Маджудж не могли преодолеть плотину Зу-л-Карнайна99, и я так же, как и Зу-л-Карнайн, сказал себе: «Это – по милости от моего Господа!»
Мои завистники с помощью Аллаха великого были посрамлены, и султан Мухаммад приблизил меня к себе, хотя это мне уже не было нужно. Единственная милость, о которой я попросил,- отпустить меня в Нишапур. Но Мухаммад уже и сам собирался отбыть в Исфахан, и поэтому он предложил мне следовать в Нишапур с его отрядом.
Я не отказался, и в дороге рядом со мной был молодой визирь Мухаммада Фахр ал-Мулк – сын Муайида и внук Низама, да пребудет с ним милость Аллаха. Он был со мной вежлив и почтителен, и, поскольку ученые беседы трудно вести, передвигаясь по горным дорогам, я пообещал ему, что напишу для него специальный трактат на фарси, в котором кратко и точно отвечу на все его вопросы.
Я занялся этим делом сразу же по возвращении в Нишапур и написал труд, названный мною «Трактат о всеобщности существования». Работал я с удовольствием, и оно, мое удовольствие, было отчасти связано с тем, что я мысленно постоянно видел перед собою милое лицо Фахра ал-Мулка и как бы вел с ним беседу. Кроме того, работа над трактатом давала мне возможность изложить на бумаге результаты своих философских раздумий последних лет и переосмысления некоторых положений великого Абу Али, да пребудет с ним милость Аллаха, и, не будь такого стимула, как мое обещание визирю, я так бы и не собрался записать все это.
