Остап Лысенко - Микола Лысенко
— Сколько сил и времени истрачено! И для чего? Чтобы еще одна панночка выскочила замуж, очаровав своей игрой провинциала-кавалера. Давно бы бросил «благородный институт», да, — разводил руками отец, — «грехи не пускают».
«Грехи» как раз и заключались в том, что институт оставался единственным средством существования отца, а следовательно, и всей нашей семьи.
Так было до конца 1903 года, до встречи с больным Михаилом Старицким. На этот раз Николай Витальевич открыл побратиму совершенно реальный и через несколько месяцев осуществленный план создания школы. Дело в том, что в 1903, юбилейном, году народ собрал довольно значительную для того времени сумму. Предвиделось, что часть денег пойдет на издание произведений юбиляра, а часть — на покупку дома и небольшой усадьбы в дачной местности для летнего отдыха. Этот дом, вернее деньги, выделенные на дом, и стали финансовым фундаментом школы Лысенко.
— Прожил я шестьдесят лет без собственного дома и еще проживу, а вот без школы нам не обойтись, — говорил Николай Витальевич.
В 1904 году отец арендовал небольшой одноэтажный дом с мезонином на двор по улице Б. Подвальная, № 15 (сейчас имени Полупанова). Вот уже закуплены необходимые инструменты, расставлена школьная мебель, приглашены преподаватели. Наконец появилась долгожданная вывеска: «Музыкально-драматическая школа Н. В. Лысенко».
* * *— Вырастут, окрепнут наши соколята. И понесут они людям песню и могучее слово, что будит мысли, согревает сердце. Разве не стоит для этого бросить все и целиком отдаться школе! А вы еще раздумываете, идти ли козе до воза, — говорил отец своему другу, прославленному певцу Александру Мышуге, приглашая его на постоянную педагогическую работу.
Обычно непрактичный, никогда не отличавшийся административными способностями, отец, однако, сумел сплотить вокруг себя лучшие педагогические силы Украины.
Как добился он этого? То ли умением зажечь всех верой в важность существования новой школы, а возможно, многих привлекал авторитет народного композитора, имя основателя и директора школы.
Как бы там ни было, школа Лысенко славилась своим педагогическим персоналом. Класс сольного пения вела известная артистка русских столичных театров Мария Зотова, работала в школе Елена Муравьева, чудесный знаток постановки голоса, драматическим отделом ведали Мария Старицкая (талантливейшая артистка, дочь Михаила Старицкого) и режиссер Киевского русского драматического театра Липковский. Историю русской и украинской литературы читал профессор Владимир Перетц, теорию музыки — чудесный педагог, ученик Римского-Корсакова, профессор Григорий Любомирский. Наконец и знаменитый тогда на всю Россию Александр Мышуга, отказавшись от гастролей и уплатив неустойку по контракту, тоже возглавил класс в школе Лысенко.
Не только к Мышуге, но и ко всем преподавателям отец относился с большим уважением и тактом.
Только однажды, я хорошо помню это, отец резко и гневно оборвал педагога. Преподавательница по классу фортепьяно грубо оскорбила своего ученика-еврея. Отец немедленно уволил ее:
— Пока я жив, черносотенцам в моей школе не будет места.
Внимательно присматриваясь к работе, педагогическому «почерку» своих товарищей, охотно перенимая их опыт, Николай Витальевич и тут придерживался любимого правила: «Учись, переймай, та свій розум май».
Школа давала своим воспитанникам высшее образование, руководствуясь программами консерваторий и музыкально-драматического училища Московской филармонии. Но отец не копировал слепо уже готовые образцы. Все мертвое, отжившее решительно отбрасывалось.
Я слушал в школе отца его лекции по композиции и бывал на его практических занятиях в фортепьянном классе.
Как важно с самого начала привить ученику (особенно начинающему) любовь к музыке! Бессмысленные, бессодержательные упражнения, бесконечные повторения одного и того же такта вызывают отвращение, ненависть к инструменту даже у очень одаренных детей. Так было в детстве с великим Паганини. Убийственную тоску вызывал у Грига его педантичный преподаватель в Лейпцигской консерватории. Николай Витальевич шел иными путями.
Он отбросил догмы канонов, мертвые, бессодержательные технические упражнения, занимавшие в то время весьма важное место в фортепьянной педагогике. Уже на первых занятиях обычно знакомил учеников с народными песнями, с романсами Глинки, пленяющими своей мелодичностью и красотой, на основе их создавал нужные упражнения.
— А теперь попробуйте сами проиграть эту мелодию. Смелее, — поддерживал он воспитанников, терпеливо поправляя их.
Безгранично радовался, когда кто-либо из учеников, самостоятельно прорабатывая музыкальное произведение, вносил что-то свое в исполнение.
— Так, музыкант обязан много работать, всю свою жизнь учиться, — говорил отец, — но с самого начала, со школьных лет делать это сознательно, с любовью к своей будущей профессии, к искусству.
* * *В школе Лысенко не было тех паненок и «золотых» франтов из буржуазных и дворянских семейств, которые, заполняя частные и казенные музыкальные училища и Институт благородных девиц, учились музыке от нечего делать, лишь потому, что так было принято в «высшем» свете.
Не социальное положение, не национальность, а хороший музыкальный слух, память — для поступающих на драматическое отделение еще и сценическая внешность — были решающими для отца.
Школа не имела никаких дотаций, существовала лишь на взносы учеников за правоучение. Большинство учеников — люди среднего достатка или совсем неимущие. Я с самого начала помогал отцу в административных и финансовых делах школы, и сколько раз приходилось мне сообщать ему, что касса школы пуста, что нечем оплатить педагогов, которые (такова была договоренность!) не зависели от своевременных или несвоевременных взносов ученической платы.
Отцу приходилось в таких случаях обращаться к займам, снова (в который раз) влезать в долги и как-то выкручиваться, едва сводя концы с концами. И до сих пор с негодованием припоминаю клеветнические наговоры тех «верноподданных патриотов», которые, не ограничиваясь доносами на «неблагонадежность» и «украинофильство» школы, упрямо распространяли слухи, что и открыл школу Лысенко, дескать, исключительно из коммерческих соображений, чтобы «разбогатеть». И это в то время, когда отец, вообще равнодушный к деньгам, отдавал школе дни и ночи, не жалея ни сил, ни последней копейки. Не о прибылях, а о будущем искусстве своего народа заботился Микола Лысенко. Школа была его радостью, его надеждой. И он щедро дарил ей свои знания, свой опыт и талант.
