Леонид Хинкулов - Тарас Шевченко
Шевченко по просьбе спутников зарисовал эту почти фантастическую иллюминацию. Рисунок был им выполнен акварелью — тонко и с большим мастерством, — и все вдруг почувствовали по-настоящему, какого замечательного художника забросила судьба в эти края…
14 мая вдали сверкнула серебряная лента реки Ори, свежим воздухом повеяло на путников. Все вдыхали полной грудью влажный аромат широко раскинувшегося речного залива. А Шевченко уже через минуту купался в прохладной воде, пока наводили плавучие мосты для переправы транспорта через Орь, в это время года разливающуюся шире всего.
После переправы через реку была устроена первая дневка — суточный отдых в степи. Затем Орь осталась по правую руку, а караван продолжал свой путь на юго-восток.
Не доходя нескольких верст до реки Карабутак, путешественники увидели вдали от дороги одинокое дерево. К нему сразу же свернуло несколько казахов и любопытных офицеров. Шевченко спросил у одного башкира, что это такое.
— Мана аулья агач, — ответил тот, что означало: «Это — святое дерево».
Его называют еще «Джангыс-агач», то есть «Одинокое дерево». В самом деле, это было единственное дерево, встреченное на протяжении всего пути от Орска до Раима. Оно высилось верстах в двух влево от дороги, в небольшой ложбинке. Это был осокорь, или «черный тополь», саженей пять в высоту и не менее двух саженей в обхвате у корня. На вершине находилось гнездо «тальги» — птицы из породы орлов.
Когда Шевченко приблизился к «Джангыс-агачу», вокруг него столпилось уже много народу; люди с благоговением смотрели на дерево, на котором были навешаны кочевниками различные лоскутья, обрывки цветной ткани, пучки крашеного конского волоса, и «самая богатая жертва, — рассказывает Шевченко, — это шкура дикой кошки, крепко привязанная к ветке. Глядя на все это, я почувствовал уважение к дикарям за их невинные жертвоприношения… Я оглянулся еще раз, чтобы в последний раз полюбоваться на обоготворенного зеленого великана пустыни. Подул легонький ветерок, и великан приветливо кивнул мне своей кудрявой головою А я, в забытьи, как бы живому существу, проговорил «прощай»…»
Сохранилась акварель Шевченко «Джангыс-агач», сделанная им в этот день.
На следующее утро на берегу небольшой речки Карабутак, на высокой скале, был заложен новый Карабутакский форт, и в нем оставлено пятьдесят человек гарнизона.
По окончании закладки строитель форта Карл Иванович Герн пригласил офицеров и Шевченко на обед в свою кибитку.
Герн со своим отрядом вышел из Орска и прибыл к реке Карабутак на несколько дней ранее основного транспорта. С какой же радостью встретился с ним снова Шевченко — «с единственным человеком во всем безлюдном Оренбургском крае, — как говорит о нем поэт. — После долгой, самой задушевной беседы мы с ним расстались уже ночью На дорогу подарил он мне бутылку эстрогона и пару лимонов, драгоценный дар в такой пустыне, каковы Кара-Кумы. где я и оценил эту драгоценность по достоинству»
От Карабутака до Иргиза предстояло совершить девять переходов и перебраться еще через две небольшие речушки: Яман-Кайраклы и Якши-Кайраклы. Вся эта местность была усеяна кварцевыми отложениями, вызвавшими у Шевченко замечание:
— Отчего никому в голову не придет на берегах этих речек поискать золота? Может быть, и в киргизской степи возник бы новый Санто-Франциско. Почем знать?
Предвидение Шевченко подтвердилось в наше время: на территории Актюбинской, Кзыл-Ординской, Карагандинской областей Казахской ССР были обнаружены и начали разрабатываться ценнейшие месторождения золота и фосфоритов, угля и нефти, цветных металлов и железных руд, кварца и строительных материалов. Разведка и освоение всех этих полезных ископаемых, однако, начались только в годы советской власти!
Из четырех эшелонов, шедших вместе от Орска, два — отряд топографов прапорщика Яковлева и транспорт, направлявшийся в Иргиз, — ушли несколько вперед.
И вот утром 26 мая, только миновали они Дустанову могилу, на них напал отряд конных хивинцев
Сначала произошла только небольшая перестрелка, и всадники исчезли за курганами. Но спустя несколько часов хивинцы, в числе шестисот человек, возобновили нападение, и стычка оказалась довольно жестокой: с обеих сторон были и раненые, и убитые, и попавшие в плен. С большим трудом удалось отогнать нападавших.
Главные силы транспорта, с которыми был и Шевченко, подошли к Дустановой могиле на следующий день.
— Мы перешли вброд реку Иргиз, — рассказывал он, — и пошли по левому, плоскому ее берегу. Вдали, на самом горизонте, синела гора, увенчанная могилами батырей… Оставив гору в правой руке, мы остановились на берегу Иргиза, вблизи могилы батыря Дустана. Этот грубо из глины слепленный памятник напоминает общей формою саркофаги древних греков Мы остановились на том самом месте, где вчера на предшествовавший нам транспорт напала шайка хивинцев и нескольких человек захватила с собою, а нескольких оставила убитыми. И здесь я в первый раз увидел обезглавленные и обезображенные трупы, валяющиеся в степи, как какая-нибудь падаль. Начальник транспорта приказал зарыть их…
В тот же день хивинские вооруженные отряды напали также на гарнизон Новопетровского укрепления на полуострове Мангышлак. Однако оба эти нападения были уже последними в этом крае хивинцы отступили в пределы своего ханства и больше не трогали ни мирного казахского населения, ни русских частей, расположенных в степи.
К Уральскому укреплению транспорт приблизился 30 мая. Еще верст за пятнадцать увидели путники впереди неопределенные возвышенности, и проводники пояснили:
— Иргиз-Кала! Город Иргиз.
Подошли ближе Перед взорами раскинулись низенькие серые глинобитные лачуги, крытые камышом и обнесенные невысоким земляным валом. Шевченко не мог отделаться от впечатления, что эти мазанки с камышовой кровлей больше походят на помещение для овец, чем на человеческое жилище.
Транспорт расположился лагерем в нескольких верстах от Иргиза и занялся переформированием своего состава.
Впереди предстояла самая трудная часть пути: переход через пустыню.
Генерал Шрейбер распорядился разделить весь транспорт на эшелоны по пятьсот конных повозок и тысяче верблюдов в каждом.
При первом эшелоне следовал отряд лейтенанта Бутакова.
От Иргиза транспорт сделал еще два перехода, с ночевками у соленых степных озер, и достиг речушки Джаловлы, за которой начинались знаменитые пески Приаральских Кара-Кумов.
— День был тихий и жаркий, — вспоминал Шевченко. — Целый день у нас только и разговору было, что про Кара-Кумы. Бывалые в Кара-Кумах рассказывали ужасы, а мы, разумеется, как не бывалые, слушали и ужасались.
