Вячеслав Тимофеев - На незримом посту - Записки военного разведчика
- Ясно! - ответил Сивцов и послал на паровоз Дениса Федоренко и Михаила Парфенкова, решив, что так будет надежнее.
Ночь была тихая. Под монотонный перестук колес "песочницы", как в шутку прозвали "блиндированную", бойцов потянуло ко сну...
На станции Дымка Сивцов отправился к дежурному. Было слышно, как он спорил с кем-то на перроне: "От вас, служивый, самогоном несет. Я доложу об этом комиссару..."
- Ну что? - спросил Матвеев, когда Сивцов возвратился в "блиндированную".
- Спрашиваю дежурного, почему не отвечаете Бугульме, а он крутит, подлец...
- Ты уверен, что разговаривал с дежурным? - спросил Пискарев. - Я железнодорожников знаю наперечет, а голос человека, с которым ты спорил, мне показался чужим.
- Да нет, я его знаю, - ответил Сивцов и, подумав, добавил: - Вот что, ребята, проскочим до Клявлина...
Как было условлено с машинистом, он пронзительно свистнул, и паровоз дал гудок. Площадка покатила дальше.
На станции Клявлино было спокойно, и Сивцов приказал возвращаться в Бугульму.
Уже зарделся восток, когда "блиндированная", проскочив мимо открытого семафора Дымки, остановилась у пакгауза.
- Гнетов! Узнай, почему нас приняли под рампу? - приказал Сивцов.
Не успел Гнетов сойти на землю, как со стороны пакгауза ударили пулеметы. По бортам площадки забарабанили пули. От ручной гранаты, влетевшей через открытый верх, взметнулся столб песка. Один из дружинников застонал и пополз на середину платформы.
- Огонь! Огонь! - командовал Сивцов.
Застрочил пулемет Орлова. Несколько человек, пытавшихся окружить площадку, бросились прочь. "Блиндированная" рванулась вперед, но тут же остановилась: на рельсах громоздилась груда шпал.
- Попали в ловушку. Драться до конца! - крикнул Сивцов.
И снова на площадке взорвалась граната... Пыль и дым застилали глаза, но дружинники стойко отбивались и тогда, когда половина из них были ранены и контужены.
Белочехи атаковали беспрерывно, пока у дружинников не кончились патроны.
- Оставьте оружие и выходите по одному! Даю слово офицера, зла не причиним - отпустим по домам, - донесся голос с рампы.
Белочехи поднялись из придорожной канавы и с винтовками наперевес окружили "блиндированную". Они набросились на еле державшихся на ногах бойцов, били их прикладами, выбрасывали из "блиндированной" на землю. Сивцов потерял сознание.
- Кто ваш комиссар? - допытывался у дружинников офицер.
- Нет у нас комиссара, - ответил Пискарев. - Я замещаю командира, я и в ответе за всех.
Пленных повели к вокзалу. Печерский был уже здесь. Заложив руки за спину, он высматривал кого-то. Увидев среди дружинников Голункова, закричал:
- Большевик! Это он увел моих лошадок! - Его маленькие глазки налились кровью. Он выхватил из кармана поддевки револьвер и направил его на Голункова.
- Стреляй, гад! - Голунков разорвал гимнастерку и, обнажив грудь, шагнул вперед, глядя в упор на Печерского. - Бей в сердце, подлюга!
Печерский дрожащей рукой несколько раз в упор выстрелил в Голункова.
Смертельно раненный Голунков продолжал двигаться на Печерского.
- Трясешься, гад? Трясись, трясись! Ты еще расплатишься за все!..
Упал он только тогда, когда Печерский выпустил в него последнюю пулю из обоймы. Остальных пленных, которые еще могли стоять на ногах, пригнали на лужайку напротив мельницы.
Босоногие ребятишки принесли воду. Лежавший в луже крови Гнетов, припав к ведру, жадно пил. Какой-то мальчуган притащил ковш. Гнетов подставил окровавленную голову:
- Лей, братишка, и запомни все, что происходит здесь. А вырастешь, расскажи людям: своими глазами, мол, видел, как на этом месте бандиты расстреливали честных людей...
Из ворот мельницы вышли солдаты с винтовками.
- Молитесь! - крикнул чешский офицер и, выхватив из ножен шашку, встал на фланге.
- Мы не верим в бога!
- Вы коммунисты и потому сейчас будете расстреляны!
- Простимся, друзья! - предложил Назаренко.
- Кругом! - громко скомандовал офицер.
- Отворачиваться от смерти не будем! - крикнул кто-то из дружинников.
Юноши, взявшись за руки, так и стояли с поднятыми головами. Офицер взмахнул шашкой. Грянул залп. Кто-то застонал, кто-то судорожно забился, прощаясь с жизнью. Арнольд хладнокровно пристреливал тех, кто еще шевелился...
Солнце было уже высоко, когда пришли солдаты с лопатами.
- Надо было заставить их выкопать для себя яму. Господа офицеры торопятся, а нашему брату работа, - ворчали солдаты.
Когда расстрелянных стали сваливать в яму, вдруг с воющим свистом пролетел снаряд.
- Эшелон, красные!
Солдаты разбежались.
Артиллерийский обстрел усилился, послышалась частая дробь пулеметов. На станцию с грохотом ворвался бронепоезд "Ленин". Загремели разрывы гранат...
В это время контуженный в голову дружинник Сергей Назаренко, приподнявшись, осмотрелся вокруг и пополз...
Обходя фланг вражеской пехоты, моряки-десантники обнаружили расстрелянных и среди них полуживого шестнадцатилетнего Колю Ковальчука...
"Свобода или смерть!"
Белогвардейцы на станции Дымка дрались с ожесточением, то и дело переходили в контратаки. Им удалось забросать гранатами, а затем и подорвать переднюю платформу бронепоезда № 1, а пехотинцев Гулинского потеснить за семафор.
Неизвестно, чем бы закончилась эта схватка, если бы не подоспел бронепоезд "Свобода или смерть!" с тремя сотнями моряков-десантников.
Полупанов остановил свой бронепоезд за семафором, выслал вперед разведчиков, следом за ними - отряд моряков, а сам, забравшись на орудийную башню, стал рассматривать в бинокль позицию белогвардейцев. Шесть пушек и сорок пулеметов бронепоезда были наготове.
- Шрапнелью... Прицел... Огонь! - наконец протяжно скомандовал Полупанов.
Прогремел залп. Бронепоезд вздрогнул и попятился на тормозах.
Белогвардейцы выкатили на открытую позицию полевые пушки, чтобы с ближней дистанции уничтожить подбитый бронепоезд Гулинского. Полупанов заметил это и, выручая попавших в беду "братишек", открыл по батарее белых огонь прямой наводкой...
Завершила бой штыковая атака. Полупановцы внезапно ударили по белогвардейцам с фланга, и те не смогли устоять перед бесстрашными матросами в полосатых тельняшках, с развевающимися по ветру лентами бескозырок, с винтовками наперевес.
После боя и допроса Печерского мы с Просвиркиным вернулись на станцию. Здесь уже шел митинг.
- Товарищи! Обнаглевшая контрреволюция перешла в открытое наступление, она бросила нам вызов...
Полупанов стоял у ствола еще не остывшей пушки перед толпой вооруженных матросов, красноармейцев, жителей пристанционного поселка.
