Юлия Бекичева - Мой муж – Сальвадор Дали
Леночка, Елена Дьяконова, Гала, русская девочка уходила от него навсегда.
Воздух в Кадакесе все так же пах соленой рыбой, истошно кричали чайки, кто-то распускал на огромной сковороде кусок масла… Она ничего не хотела слышать больше… Галючку ничто не беспокоило, не раздражало, не радовало. Долгожданный покой был обретен.
Питер Мур не мог не позлорадствовать описывая трагические для художника события:
«Гала умерла в Кадакесе. В Испании перевозка тела связана с многочисленными сложностями: каждый городок имеет право установить транзитную пошлину. Чтобы избежать формальностей, Дали приказал завернуть тело жены в покрывало и положить на заднее сиденье в „кадиллак“. Артуро, помощник, отвез тело в замок Пуболь. Замок считался территорией Ла-Пера, средневековой деревушки неподалеку от города Ла-Бисбаль.
Срочно вызвали трех врачей, испанцев, которые должны были установить, что смерть Голы произошла в замке. Ни один из них этого не сделал. В конце концов сошлись на том, что она умерла в Кадакесе.
Дали хотел похоронить Галу в подвале замка, но, когда прибыл на место, обнаружил, что вырытая яма уходит в землю лишь на полтора метра.
Мэр городка, который был срочно вызван к месту событий, объяснил Дали, в чем дело: под замком проходили сточные трубы, и углублять яму было нельзя.
Фермер, наблюдавший за всей этой сценой, сказал мне тихо:
– Даже свиньи удостаиваются более почетных похорон!
Так закончилось правление Королевы.»
Фонтан в парке замка ПубольАманда Лир по-своему вспоминала произошедшее:
«Несколько дней спустя дю Барри объявил мне о смерти Галы. Гала скончалась в Порт-Льигате и ее перевезли в Пуболь, где забальзамировали и положили в стеклянный гроб. Дали не хотел ее хоронить. Это было незаконно, но на это закрыли глаза. Я послала большой венок и выразила Дали свои соболезнования. Он меня поблагодарил, и я попыталась его утешить:
– Маленький Дали, не грустите…
Он меня прервал:
– Больше нет маленького Дали, все кончено. В настоящем все для меня кончено.»
Убитый горем Дали не принимал участия в погребальной процессии. Лишь спустя несколько дней художник нашел в себе силы войти в усыпальницу, где покоилась «соль его жизни».
– Вот видишь… Я могу без тебя. Я не плачу, – срывающимся голосом произнес Дали. Великий, гениальный, божественный он ощущал себя затерявшимся в море суденышком с пробоиной в борту. Не было весел, гребца, попутного ветра. Сальвадор не знал, куда плыть дальше.
XXIV
Три загадки Гала
В осиротевшем доме, на столе в мастерской Сальвадора лежала картина, законченная Дали за год до смерти жены. «Три загадки Гала», три женских профиля, три периода их совместной жизни.
1929 год. Ветер треплет его курчавые волосы цвета смоли. Они стоят на центральном вокзале Фигераса. Он обнимает Гала – женщину, с которой только что первый раз занимался любовью. Он гладит пряди ее волос, выбившиеся из-под шляпки, проводит пальцем по ее переносице, по губам. Он хочет запомнить свою девочку, чтобы, вернувшись домой, заполучить ее снова. Что если она не приедет к нему больше и он никогда не сможет коснуться ее маленькой, нежной груди, не ощутит тонкого, исходящего от нее аромата жасмина? Он целует ее бесконечно долго, чтобы запомнить вкус этого поцелуя. Его русская девочка, его Галючка – чужая жена. Она принадлежит другому, но он напишет ее для себя. Дали, маленький гений будет осторожно прикасаться к холсту и где-то там, за много верст отсюда, она почувствует его нежные прикосновения, она, подобно свече зажжется желанием и будет думать о нем. Он запомнит и будет мысленно ласкать этот, так больно оторвавшийся от него и отразившийся в одном из окон вагона парижского поезда тоненький профиль. Он будет рисовать его и в Марселе, лежа с любимой женщиной в постели, он повторит его контуры согревая свою девочку холодными ночами в рыбацкой избушке, догоняя ее на пляже, падая с ней на песок, вступая в права мужа, переводя влюбленный взгляд с холста на этот профиль.
Пройдет вечность. Поседевший, богатый, мудрый, признанный во всем мире художник он обернется и задержит взгляд на профиле, с которым столько связано, пережито, выстрадано. Он оставит краски, кисти и неслышно подойдет к ней. Все, как тогда, на вокзале, в Фигерасе, только не так улыбчивы стали ее губы, только кто-то добавил морщинок, строгости, твердости. Улыбнувшись, неторопливо будет гладить он пряди ее волос с вплетенными в них серебряными ниточками, проведет пальцем по ее переносице, по губам. Он хочет запомнить свою женщину такой. Он хочет видеть и ощущать ее, когда ложится спать, когда ведет переговоры, когда ждет одобрения, когда вокруг никого. Даже устав от него, он все равно хочет видеть этот профиль.
Горячая волна боли разливается по сердцу. Старик Дали просыпается от крика чаек… Сегодня они кричат не так, как прежде. Ему кажется или они рыдают над его домом? Он оборачивается и смотрит на спящую рядом жену. Притихшая, неподвижная, застывшим взглядом его девочка смотрит на такое же, как она сама безмятежное море. Он гладит пряди ее волос, проводит пальцем по ее переносице, по губам. Он прощается. Он хочет запомнить… этот профиль.
XXV
Великий фальсификатор
Одним из многих людей, которые испытывали недобрые чувства по отношению к ангелу-хранителю великого мистификатора и которым известие о смерти Гала принесло удовлетворение, была Анна Мария Дали. Потерявшая отца, разлученная с братом, так и не сумевшая создать собственную семью, она пристально следила за жизнью Сальвадора, собирая вырезки из газет и журналов. Не разбирающаяся в сюрреализме, не принявшая и так и не сумевшая простить «русскую девочку» разорившую их гнездо, Анна Мария с ужасом читала о выходках брата.
«Одна из парижских лекций, организованная Международной выставкой сюрреализма, чуть не обернулась трагедий для приглашенного на нее Сальвадора Дали. По мнению художника, лекция нуждалась в некотором оживлении и наглядности, поэтому он облачился в скафандр. Своим эпатажным и, в то же время тяжелым, нарядом, художник, как он сам признался тогда журналистам, хотел символически изобразить полное творческое погружение в себя. Начиналось все вполне традиционно, экстравагантный художник фотографировался с Рупертом Бринтоном Ли и его супругой Дианой. Но, когда Дали попытался снять шлем, оказалось, что его заклинило: воздух в скафандре закончился, и художник стал задыхаться. Если бы скафандр не разорвали, то эта выходка могла бы стоить эксцентрику жизни, а ничего не подозревающая публика аплодировала бы, наслаждаясь драматическим эффектом.»
