Николай Павленко - Лефорт
Приветствие Шеину, как и Лефорту, сопровождалось пальбой из пушек.
За Шейным двигался начальник артиллерии стольник Вельяминов-Чернов, за ним волокли по земле 16 турецких знамен. За ними шествовал Преображенский полк, за которым везли на подводе, запряженной четырьмя лошадьми, изменника Якушку. На телеге был сооружен помост, на нем виселица и две плахи с воткнутыми топорами, а также предметы, предназначавшиеся для пытки: ножи, хомут, десять плетей, двое клещей, два ремня — все это недвусмысленно намекало на судьбу предателя. Обреченный на смерть был одет в турецкое платье и чалму, на груди висела доска с надписью: «Злодей». На перекладине виселицы имелась еще одна назидательная надпись: «Переменою четырех вер Богу и изменою возбуждает ненависть турок, христианам злодей».
За телегой изменника шествовал Семеновский полк, за ним — иноземные инженеры. Последними шли полки генерала Гордона: за Бутырским солдатским полком следовали стрелецкие.
Франц Яковлевич в письмах к брату любил подчеркнуть свое особое положение при дворе и особое внимание царя к своей персоне. Описал он и торжественный въезд в Москву после азовской победы. «Я имел честь, — извещал он брата Амии 9 октября 1696 года, — пройти первым с моими морскими частями, в которых его царское величество исполнял должность командира. Так как я не мог перенести ни кареты, ни коляски, то проехал город, в котором мне не было необходимости останавливаться, не слезая, в санях, запряженных шестью лошадьми его величества, изумительно убранными. Я имею двенадцать упряжных лошадей, подходящих для такого въезда. Мне были устроены овации, а у триумфальных ворот преподнесены в подарок красивые ружья и пистолеты. Вся пехота стреляла из ружей троекратно, также стреляли из всех морских пушек. Все другие генералы следовали в процессии. И это длилось с утра до вечера. Один изменник, который в прошлом году сбежал к туркам, был взят в плен при сдаче города. Его вели через Москву с завязанными руками к месту, где стояла виселица; около него было два палача. Этот изменник причинил нам много вреда. Он из Данцига — был лютеранином, затем москвичом, а в Азове — турком. Вчера его колесовали живьем, после чего в знак милости ему отсекли голову. Еще никогда въезд в Москву не был таким величественным. На следующий день его царское величество милостиво пожаловал обедать ко мне со всеми морскими офицерами. Стреляли из пушек и трубили в трубы…
Через 15 дней у меня будет большое веселье. Будут фейерверки и некоторое количество пушек, приблизительно 200 человек после бала и разных музыкальных выступлений будут у меня обедать. Хотелось бы быть в лучшем здоровье, тогда и дела были бы лучше. Сделаю все, что в моих силах, чтобы развеселить такое благородное общество. Не поверите, если я вам скажу, насколько царь огорчен моей болезнью. Я не желал бы умереть только из-за того, чтобы не причинить ему огорчений. Милости его огромны — он уже двадцать раз говорил, что предпочел бы лучше потерять важные дела. Врачи и хирурги получат выговор, если они меня оставят без надзора; повсюду, куда я иду, за мной следуют и смотрят, чтобы я ничем не злоупотреблял из того, что вредно моему здоровью. Уже год, как я веду умеренную жизнь, и вино мне запрещено. Я вооружаюсь терпением. Иногда, несмотря на все, я выпиваю стаканчик для утоления моих болей, если это возможно»{89}.
Еще раз скажем, что торжественная встреча генерала и адмирала далеко не соответствовала заслугам Лефорта при взятии Азова. Но дело было не только в желании царя отблагодарить своего любимца, пребывавшего в крайне тяжелом болезненном состоянии, за участие в успешно закончившейся кампании. У Петра был еще один резон для чествования адмирала. Оно символизировало роль в овладении крепостью любимого детища царя — кораблей Воронежского флотах
Глава шестая.
«МОРСКИМ СУДАМ БЫТЬ»
Настоящая глава нарушает хронологическую последовательность изложения событий, поскольку строительство Воронежского флота продолжалось и после смерти Лефорта, К тому же Лефорт, хотя и получил чин адмирала, в строительстве кораблей в Воронеже никакого участия не принимал, а потому его имя в данной главе практически не встречается.
Более того, Лефорт, повсюду сопровождавший Петра, так и не отправился вместе с ним в Воронеж ни до отъезда Великого посольства в страны Западной Европы, ни после возвращения в Россию. Его отсутствие в Воронеже представляется тем более странным, что в связи с пожалованием ему чина адмирала, казалось бы, сам Бог велел ему быть в Воронеже, где строились корабли, которыми ему предстояло командовать.
Возникает вопрос: чем это объяснить?
К сожалению, источники не дают на этот вопрос никакого ответа, и приходится довольствоваться догадками. Одна из них состоит в том, что Лефорт, не имея понятия ни о кораблестроении, ни о кораблевождении, мог счесть свое пребывание в Воронеже не только бесполезным, но и вредным, поскольку его некомпетентные распоряжения могли нанести вред делу. Но ведь именно на верфях адмирал мог усвоить боевые свойства строившихся там различных типов галер и линейных кораблей!
Нам представляется наиболее вероятным другое предположение: Петр сам запретил Лефорту поездку на верфи, а причиной тому была, прежде всего, мучительная болезнь адмирала, терзавшая его как до отъезда Великого посольства, так и особенно после его спешного возвращения в Россию по тряским дорогам, без отдыха, что было связано с полученным Петром известием о стрелецком бунте. Надо полагать, что Петр попросту жалел своего любимца, освобождая его от утомительных и непосильных для него поездок, которые могли разбередить рану.
Казалось бы, на основании всего сказанного можно было бы изъять данную главу из сочинения, посвященного жизни и деятельности Лефорта. Автор, однако, счел, что это обеднило бы рассказ о жизни страны, поскольку события, изложенные здесь, важны для понимания того, что происходило тогда в России.
Строительство Воронежского флота, как известно, было обусловлено намерением Петра после овладения Азовом продолжить военные действия против Турции не только на суше, но и на море. Петр не питал иллюзий относительно достигнутого им успеха — он понимал, что овладение Азовом явилось лишь первым шагом на пути завоевания выхода к южным морям: предстояла изнурительная война с Османской империей за выход к Черному морю через Керченский пролив и к Средиземному морю через Дарданеллы и Босфор. Но достичь этих целей было невозможно без наличия могущественного флота. Построенные в Воронеже галеры обеспечили победу при овладении Азовом, но военно-морской флот, способный действовать на море, должен включать в себя линейные корабли, вооруженные многими десятками пушек и укомплектованные знающими свое дело экипажами. При этом царь отчетливо осознавал, что Россия не могла достичь выхода к Средиземному морю в одиночестве — Османская империя к концу XVII века представляла грозную силу, державшую в страхе страны Восточной Европы. Чтобы добиться успеха, необходима была помощь западноевропейских государств, прежде всего таких морских держав, как Голландия, Дания, Англия и другие, способных одержать верх над турецким флотом. Об этом царь начал думать уже в то время, когда его победоносные войска возвращались из второго Азовского похода, а в Москве велась лихорадочная подготовка к встрече победителей.
