Леонид Шебаршин - Рука Москвы. Разведка от расцвета до развала.
Следующий налет — 27 декабря 1980 года, в годовщину ввода в Афганистан наших войск (ограниченного контингента советских войск, пользуясь официальной терминологией того времени), — причинил нам серьезные неприятности.
...Вой сирены выбивает человека из равновесия, это истошный голос надвигающейся беды. Сирена запомнилась с 1941 года. В начале войны она каждый день выла в Москве, и мы прятались в наспех отрытом во дворе бомбоубежище. В нашем районе падали только зажигалки, их быстро гасили, и самым страшным в воздушных тревогах был именно вой сирены, установленной на крыше школы. Четырехэтажное здание школы было самым высоким среди деревянных домишек Марьиной Рощи.
Сирена в посольстве была установлена летом 1980 года. Полагали, что дежурный комендант в будке у основных ворот включит ее тогда, когда произойдет вторжение на нашу территорию.
Мы отслеживали движение толпы. Она двигалась к посольству со стороны площади Фирдоуси. Подкатили грузовики с полицией, грузовики со стражами. Стражи рассыпались по пустынной улице у посольских ворот. Толпа вышла к дальнему углу посольского парка, мимо английского посольства двинулась к нашим воротам. Здесь столкнулась с полицейским заслоном. В это время из переулков улицы Мирзы Кучек Хана вырвалась группа в полсотни человек и решительно направилась прямо к воротам. На наших глазах охрана расступилась. Группа моментально перемахнула через ажурные металлические ворота, и охрана вновь сомкнулась перед надвинувшейся толпой.
Именно в этот момент и взвыла заполошным, истерическим воем сирена. Наши дежурные отступили от комендатуры и укрылись за железными дверьми посольства. Налетчики ворвались в представительское здание, за ними проследовали на посольскую территорию силы поддержания порядка.
Состояние этих сил, если немного отвлечься от налета, точно соответствовало общему положению дел в Иране. Стражи ненавидели лютой ненавистью исламских комитетчиков и не доверяли полицейским, полицейские презирали и тех и других, комитетчики доверительно предостерегали нас в отношении стражей. Такая охрана внушала не меньшие опасения, чем сами налетчики, но выбора у нас не было, а единственным оружием оставалась бдительность.
Толпа размеренно бушевала за воротами, стражи делали вид, что готовы грудью стать на защиту иностранных дипломатов, полицейские прикидывались, что гоняются за налетчиками, налетчики тем временем крушили наше историческое здание, а мы в бессильной ярости прятались за железными решетками и дверьми. Слушали, как били окна в представительском помещении. (Кстати, не было выбито ни одного стекла ни в здании консульства, в которое упиралась своим флангом наружная толпа, ни в служебном шестиэтажном здании. Налетчики не были ни фанатиками, ни хулиганами, они работали.)
Список повреждений, представленный в дальнейшем иранским властям, потянул (разумеется, по несколько завышенным расценкам) на шестьсот тысяч американских долларов. Туда вошли разбитые окна числом около шестидесяти, разрезанные картины и подожженные ковры, расшибленные в щепу двери, разбитые старинные (чистейшие, таких уже не делают) зеркала, вазы, люстры, сломанная мебель, располосованный ножом киноэкран, разбитая мемориальная доска и прочее, и прочее. Разумеется, счет иранцами не оплачен, но он существует.
Налетчиков наконец выгнали, толпа, совершив намаз, удалилась, оставив за собой испачканные гнусными надписями стены, а в парке с нашего согласия разместили дней на десять отряд стражей — охранять нас от происков афганской эмиграции. Стражи держались от нас подальше, а мы от них. Лишь однажды в обеденное и однажды в ночное время грохнуло по одиночному выстрелу. Юный страж задремал и нажал на спуск винтовки. Оба случая были объяснены тем, что кто-то, дескать, пытался перелезть через стену.
Толпа врывалась на территорию посольства еще раз в начале марта 1988 года по случаю обстрела Тегерана ракетами советского производства.
Отношение хомейнистов к налетам на посольство было нам известно. Поступали к тому же от доброжелателей и достаточно точные данные о времени нападения, о замыслах противника, примерных силах, которые будут использованы в налете. Демарши посольства по этому поводу чиновники МИДа Ирана выслушивали с вежливыми улыбками, заверяя, что, разумеется, все необходимые меры будут приняты.
Лето 1981 года в Тегеране. Об этом времени хочется рассказать особо.
По бывшей улице Резы Шаха, а ныне улице Исламской революции идет демонстрация моджахедов. Мы наблюдаем за происходящим с крыши. Выходить на улицу небезопасно. Видно не очень хорошо — мешают высокие дома, деревья, но отдельные участки улиц просматриваются полностью.
Первые пулеметные очереди раздаются со стороны университета. Нервно вздрагивает движущаяся внизу черная людская масса. Пока нельзя понять, стреляют ли в толпу или над головами. Вскоре ситуация проясняется. Стражи исламской революции пытаются блокировать демонстрацию, перекрыть ее со всех сторон, отогнать спешащие на помощь отряды моджахедов.
На перекресток с ревом вылетают два огромных военных грузовика. С грузовиков спрыгивают вооруженные люди в черных мундирах, с черными касками на головах, с автоматами и ручными гранатометами. Они рассыпаются в цепь и быстрым шагом идут в наступление. Раздаются глухие хлопки — полетели гранаты со слезоточивым газом. Меж домами вспыхивают клубочки сизо-голубого, прозрачного дымка. Побежали плачущие, чихающие, пытающиеся закрывать лица тряпками люди. Стрельба раздается со всех сторон. Облачка газа доносятся до крыши, но спасает ветер. Побоище внизу разгорается. Отряды стражей рассекают толпу на части, сминают группки отбивающихся парней, теснят их в переулки.
Слышны громкие пронзительные вопли. Из переулка к посольской стене выкатывают возбужденные бородатые молодцы в защитных куртках, за ними несколько десятков маленьких фигурок в длинных платьях и низко повязанных платках. Их окружают плотным кольцом, девушки пытаются цепляться друг за друга, отбиваются, кричат. Мелькают приклады автоматов, дубинки, кулаки. Здоровенные парни хватают хрупкую, визжащую, сопротивляющуюся девушку и с размаху перебрасывают ее в кузов грузовика. Одну, другую, третью. Через десяток минут переулок пуст — валяются растоптанные очки, тряпка — похоже, оторванный рукав, а вопли доносятся уже из соседнего переулка. Там идет расправа с другой группой.
Девчонки остались в памяти. И рыжий детина, в куртке с закатанными по локоть рукавами, в черных высоких башмаках со шнуровкой, разгоряченный потасовкой, но деловой, сосредоточенный, выкручивающий тонкую девичью ручонку, прикладом автомата норовя побольнее задеть живое тело под мешковатым балахоном. «Мы будем расстреливать даже девятилетних девочек, если они будут нападать на стражей», — сказал один из хранителей исламского правосудия. Как говорится, и тезис, и иллюстрация.
