Август Кельнер - Одураченные. Из дневников (1939—1945)
К вечеру сумятицы на дорогах уже нет. Иногда проедет покореженная осколками машина, за отступающим арьергардом плетутся усталые путники — в направлении на Фрайензеен. Такой на сегодня у драмы финал.
То, что проехало-прошло мимо нас, было, значит, частью той армии, которая отправилась в поход, чтобы грабить и убивать и — как следствие — опозорить немецкое имя на все времена. Надеюсь, найдутся люди с чистой совестью, они и расскажут нашим потомкам, как все было. Даже не просто надеюсь, но горячо желаю этого. Не «героев» надо показывать нашим детям и внукам, а зверей в человеческом облике. <…>
Не исключено, что те, кто будет читать эти строки в будущем, не поймут, почему мы так вели себя. Мы ждем не дождемся американцев, которые освободят нас от тирана Гитлера и его приспешников. В нашей местности войны тогда не будет. После долгого, мучительного состояния угнетенности начнется наконец душевное просветление.
Завтра появятся первые американцы. Ночь не будет спокойной, ведь мы не знаем, станут ли немецкие части оказывать сопротивление. Думаю, арьергардных боев здесь не будет. Скорее до них дойдет в Хунгене, Нонненроте, Рётгесе и Грюнберге — там проходит автострада. Слышна канонада. В 10–15 километрах от нас. Наступает ночь. Мы ложимся спать.
Ночь на 29 марта 1945Сон очень беспокойный. Слышны разрывы снарядов. Шум боя приближается. В третьем часу мы встаем и собираемся на кухне. Кроме нас здесь Филипп и Анна Фишлер, а также Катя Ганглбергер. Время от времени я выхожу в сад, чтобы определить направление артиллерийского и пулеметного огня. К счастью, бой смещается с юго-запада на северо-запад и север. К нам он, по моим расчетам, не придет. И мы снова ложимся спать.
29 марта 1945В четвертом часу пополудни шум на улице. В подвале нашего здания собираются раненые и соседи. В том числе члены партии с нечистой совестью. Эти думают, что наступающие будут вести себя так же, как вели себя немецкие солдаты в Польше и других странах. Я радуюсь этому дурацкому страху. И с удовольствием отпускаю едкие замечания.
Выходим к воротам и следим за движением головы колонны. Танки, бронетранспортеры, грузовики и легковые автомобили. Впервые мы видим американцев. Солдаты вооружены превосходно. И выглядят хорошо — знак хорошего питания. Никакого сравнения с нынешним немецким войском. Американская армия производит впечатление отлично обученной, дисциплинированной. Надеюсь, это впечатление не изменится.
30 марта 1945Партия не исчезла бесследно: остались слухи. Будто где-то создается газовая зона, и через полтора месяца немецкие солдаты вновь появятся в Лаубахе. Люди верят и в такую муру. Отныне мы в оккупации. Военнообязанным и фольксштурмовцам приказали построиться на рыночной площади. Я сигнала не слышал и появился там с солидным опозданием. Прозвучала команда сдать оружие, боеприпасы, фотоаппараты и бинокли. Зарегистрировать радиоприемники. В пункт сдачи оружия отправляется моя шпага. Жители покидают свои дома и квартиры, в них разместятся военные. Люди плачут. Война еще продолжается, требуя жертв с обеих сторон. Какой смысл в стенаниях, если страдания других народов не находили у моих сограждан ни понимания, ни сочувствия?! Сам я заслужил право не быть затронутым оккупацией, поскольку двенадцать лет, не щадя живота своего, боролся с гитлеризмом. <…>
Запись в связи с официальным сообщением «Предатель на линии огня» Пауль Йохансен годами слушал лондонское радио, систематически распространял вражескую ложь у себя на работе и пытался повлиять на своих коллег в антинародном духе, он объявлен предателем и приговорен Народным судом к смертной казни. Приговор приведен в исполнение.
Пять лет и семь месяцев мы беспрерывно слушали «вражеские» голоса, получая представление о ситуации в мире. Вести от Геббельса и компании были для нас лишь набором трескучих фраз. Распространяя новости из английского, американского и русского эфира, мы нередко добивались того, что в национал-социалистическом тумане появлялись просветы. Велением судьбы мы избежали больших опасностей. Быть может, она будет милостива к нам и впредь.
Комментарий к выступлению Адольфа Гитлера, напечатанному в «Дармштедтер цайтунг»:
То, что ожидает наш народ, мы переживаем уже сейчас чуть ли не повсеместно на Востоке и во многих местах на Западе. Что мы поэтому должны делать, ясно каждому: оказывать сопротивление и бить врагов до тех пор, пока они не устанут и не скиснут! Итак, пусть каждый исполнит свой долг!
(Ставка, 11 марта 1945 года, Адольф Гитлер.)
Вот оно, значит, какое — последнее оружие возмездия «фюрера»: терпеть, пока противник не устанет. А если не устанет? Нацисту, верящему в чудеса, не приходится размышлять над этим простым вопросом. Он целиком полагается на «гениальность» фюрера.
10 апреля 1945Для солдат USA-Army в Лаубахе реквизирован ряд домов. Владельцам пришлось покинуть свои жилища. Им это, конечно же, неприятно. Но война еще идет, и против мер такого рода возразить нечего. Жаль, что названная акция не коснулась домов многих членов партии, хорошо известных своими делами в нашей округе. А ведь именно эти господа должны бы почувствовать все тяготы войны в первую очередь. У противников НСДАП вообще такое впечатление, что в городе мало что изменилось и что им по-прежнему, хоть и невидимой рукой, правит партия. Вилли Михель, назначенный бургомистром, состоял в партии десять лет, наверняка он и не подумает обидеть бывших сотоварищей. Революционного настроя у горожан не наблюдается. Многие, похоже, еще верят слухам о возвращении немецких войск и применении нового, секретного, оружия. Что же нам делать? Как и в прошедшие двенадцать лет, не хватает смелых, энергичных людей. Найти их в таком маленьком городке, как Лаубах, затруднительно. Царит мелкобуржуазный дух. <…>
Сегодня уехали Анна и Филипп Фишлеры. Хотят добраться до Майнца пешком, но появилась возможность сперва доехать на грузовике до Беллерсхайма. Кузнец К. превратил детскую коляску в тележку, ее можно загрузить пожитками. И топать с ней до Майнца. Иначе туда не попасть. Никто не знает, когда опять пойдут поезда. На дорогах повсюду видны люди, бредущие в родные края. Это и есть первый шаг к восстановлению разрушенной жизни. <…>
Способен ли немецкий народ сам построить новое государство? Свободное от безумных идей? Тут я настроен скептически. Обитать в хаосе проще, чем строить новую жизнь. Самоедство приятнее, чем воля к самопознанию. Проявить ее — значит начать выздоравливать. Избавляться от болезни, вызванной нацистским вирусом. Становиться нормальным народом.
