Евгений Матвеев - Судьба по-русски
Но японцы смотрели и слушали, затаив дыхание. И вдруг! Треск в звуке, скачок в изображении! Той фразы Ленина про любовь и революцию не оказалось. Кто-то по чьему-то приказу холодной рукой вырезал кусок!.. Кусок из живого тела фильма! Чем я выдал себя, не помню, но Борис Владимирович Павленок, похлопав меня по коленке, сказал:
— Ну, а ты боялся. Никто и не заметил…
Может, заместитель председателя Госкино СССР искренне посочувствовал мне и попытался успокоить меня, но мне все это показалось кощунством и издевательством. Поразило и то, что «голова» Иванов не возмутился. Такой грозный на Украине, здесь он с улыбкой изрек: «От сукины диты, всэ-такы вырезалы!»— и рассмеялся. Ну, действительно, зачем ему ссориться с союзным начальством? Проще поиграть на нервах художника…
Фестиваль был без призов, однако «Почтовый роман» отметили Золотым дипломом…
Госкино СССР давало очередной прием — на этот раз в честь кубинской киноделегации. Зал ресторана «Метрополь» наполняло русское и испанское многоголосье.
Улучив момент, я подошел к Владимиру Евтихиановичу Баскакову. К этому времени он уже не был одним из руководителей Госкино СССР, а занимался научно-исследовательским институтом кино.
— Владимир Евтихианович! — Я намеревался решительно высказать ему свою боль по поводу «обрезания». — Как все-таки случилось то варварство с «Романом»? Дело прошлое… И все же…
Баскаков был суровым начальником. Но я не без благодарности вспоминаю его. Это он после получения мною инвалидности благословил меня на режиссерский дебют. И сейчас, конечно, я рассчитывал на откровенность. И не ошибся…
— Все просто до абсурда, — сказал он. — Смотрят новый фильм в ЦК или на студии представители ЦК. Кому-то, чаще всего старшему в этой группе, что-то показалось неверным, вредным… Он и говорит свое «нет». Если остальные не согласны с этим «нет», в лучшем случае промолчат. В худшем — дружно закивают одобрительно головами и проговорят: «Да, вы правы. Это надо выбросить». Вот так все простенько. На кой черт нарываться на неприятности?..
— Чьей рукой отсекается то, что режиссером, автором и актером мучительно выстрадано?
— Ну, это дело техники… Ножницы у любого киномеханика есть. — К Баскакову подошли двое. Переводчик представил ему кубинца…
Зеленые глаза
В 1971 году экранизировалась прошедшая с шумным успехом по многим сценам страны пьеса Афанасия Салынского «Мария». Спектакли открыли ряд талантливых актрис — исполнительниц роли Одинцовой. Теперь, в кинематографическом варианте, им неизбежно предстояло соревноваться за право воплощать героиню на экране: на ком из них остановит свой выбор режиссер-постановщик фильма, запущенного в производство под названием «Сибирячка»?
А режиссер Алексей Салтыков, мужчина хотя и не робкого десятка, между тем пребывал в явном замешательстве: или создавать характер Марии по своему видению и ощущению, или брать на эту роль артистку готовенькую, со всеми ею уже найденными красками, интонациями, даже штампами.
Я к тому времени, пройдя кинопробы, был уже утвержден на роль Добротина, главного героя фильма, и полностью погрузился в материал. Размышлял, прикидывал, находил, отвергал свои же находки, сомневался, радовался каждой подсмотренной у кого-нибудь особенности человеческого характера — выстраивал образ своего персонажа. Разумеется, что мне было далеко не все равно, кто будет моей партнершей, с кем мне в кадре предстоит вступать в конфликт, отстаивая свою позицию. Поэтому я незаметно, исподволь следил за тем, как идет выбор актрисы на роль Марии Одинцовой. Ждал, ждал и однажды спросил напрямик у Салтыкова:
— Долго я буду жить в неведении, с кем «в разведку» пойду?
— Дайте мне помучиться еще немного, — мрачновато-задумчиво сказал режиссер. — Трудно мне. Советчиков много и почти все в один голос твердят: «Попробуйте Заклунную». И Салынский туда же. Он видел ее на сцене… Я встретился с ней…
— Ну и?..
— Ну и ничего!.. Пока я не могу ее расшевелить: на все вопросы — «да», «нет», «да», «нет». Сидит, как мокрый воробей… И худая!.. — Салтыков встал. Мне показалось, что режиссер сердится на самого себя. «Худая» он упомянул не зря. Помню, он говорил: «Мне нужна не Маня, не Муся, не Мура, а М-А-Р-И-Я!!!»— Где в таком тщедушном теле, — продолжал Салтыков, — может поместиться сила, воля, удаль? На нее подуешь, она и рассыплется, как одуванчик. — Потом вдруг как бы по секрету сообщил: — Но красивая, стерва!.. Как посмотрела на меня зелеными зенками, я чуть не испугался!..
— Так, может, ее сила не в теле, а в глазах?
— Ладно, проба покажет…
Валерию Заклунную я лично не знал и никогда работ ее не видел. Слышал, правда, что из всех Марий (театральных) она — лучшая Мария. Знал, что выпускница школы-студии МХАТ, что работает в Киевском театре имени Леси Украинки.
Предполагал, что работа, если Заклунная будет утверждена на роль, мне предстоит нелегкая. Ведь актриса окажется в совершенно другой рабочей атмосфере. Все для нее на съемках будет чуждым: вместо привычных театральных декораций — настоящая плотина, бульдозеры, самосвалы, бегущий с гулом Енисей… И партнеры не те, и одеты не так… И режиссер требует не то, что тот, в театре. И текст порой не тот, что там…
Актриса попадет в обстоятельства чрезвычайные, в которых занервничать — раз плюнуть. А это значит, что нужна деликатность и доброжелательность в работе режиссера. Иначе, мягко выражаясь, будет неудача. Значит — неудача и моя.
Не знал я и как работает Салтыков. По слухам — режиссер он был с крутым характером. А после грандиозного общественного и зрительского успеха его картины «Председатель» характер, наверняка, стал еще круче.
Позвонил Лапикову:
— Иван Герасимович, только без утайки — каков в работе Салтыков?
— Надо терпеть. Он стоит того. Ядреный!..
Ну, «терпеть» — актерам не привыкать: нам на роду написано терпеть режиссеров, даже беспомощных. А вот что «ядреный»— это многообещающе. Это по мне…
И вот состоялась моя первая встреча со своей предполагаемой партнершей. При первом нашем рукопожатии я обратил внимание, что у Валерии очень холодные руки.
— Что так? — спросил я ее.
— Боюсь, — коротко, без рисовки ответила она.
Оказалось, что волновалась Заклунная не только оттого, что еще не было ясно, утвердят ли ее, но боялась она и меня, как возможного партнера по фильму: я тогда уже был известен, а ее в кино еще никто не знал. Но, как это ни странно, в ее действительно красивых зеленых глазах я не заметил ни тени страха… Завидное самообладание…
