Кэти Пайпер - Красота
Позже я часами читала в Интернете сообщения об этом заседании. Благодаря программе защиты свидетелей, мое имя нигде не упоминалось. Меня просто называли двадцатипятилетней моделью, жертвой без имени и лица — во всех смыслах.
Просматривая страницу за страницей, я вдруг отчетливо поняла, что прочитай я такие сообщения до нападения, то подумала бы: Бедняжка. Я, наверное, предпочла бы умереть, если бы такое случилось со мной! Тогда перспектива утратить красоту привела бы меня в ужас. Однако это все-таки случилось со мной, и я как-то приняла это.
Я щелкала мышкой, читая страницы отчетов о ходе следствия. Там был увеличенный снимок Дэнни. Его темные глаза вызывающе смотрели в камеру. Он словно хотел сказать: «Вам не удастся повесить это на меня!» Видела я и фото Стефана. Его щеки покрывали шрамы от ожогов кислотой.
Они оба выглядели так угрожающе! Я почувствовала, как во мне поднимается волна ненависти. Как вы могли сотворить со мной такое? — хотелось закричать прямо в экран. — Неужели у вас нет сердца?! Неужели вам все равно?!
Жизнь не остановилась только потому, что повторное судебное разбирательство было отложено на неопределенный срок. Следующие несколько недель я прилежно посещала больницу: мне снова расширяли пищевод и ноздри, снова подгоняли маску.
Мне вдруг пришло в голову, что я должна рассказать свою историю, чтобы помочь другим людям, пострадавшим от ожогов. Однако это значило, что придется отказаться от анонимности: весь мир увидит мое лицо, узнает, что со мной произошло. Изнасилование, стыд, боль… Мне было неприятно, когда на меня таращились прохожие на улице. Так как же я справлюсь с такой оглаской? Кроме того, появится риск, что моя история привлечет психически неуравновешенных людей, вызвав у них непредсказуемую реакцию. А что, если, из-за того, что моя история станет достоянием общественности, мне будет угрожать опасность? Но, с другой стороны, методы, которые применялись для моего лечения, настолько новаторские! Я была уверена, моя история даст надежду другим. И если она получит огласку, то люди перестанут наконец задавать бесконечные вопросы. И может быть — может быть, — я перестану стыдиться.
Во время одной из встреч с доктором Джавадом я рассказала ему о своей задумке. Он предложил мне помощь. У его друга были знакомые-журналисты. Я тотчас согласилась договориться с ними о встрече.
Через несколько недель мы с мамой отправились на встречу с журналистами в небольшой ресторанчик в Челси, в южной части Лондона. В тот день я надела юбку-карандаш, туфли на высоких каблуках, блестящий золотистый джемпер… и, конечно, маску. Рассматривая свое отражение в зеркале, я почувствовала привычную горечь и тоску по прежней внешности. Журналисты, вероятно, ужаснутся при виде меня, как и все остальные. Однако я вошла в зал с высоко поднятой головой и улыбкой ответила на их теплые приветствия.
Они сообщили, что уже успели запустить несколько пробных статей, чтобы посмотреть, вызовет ли какой-нибудь интерес создание документального фильма обо мне. Мне не верилось, что такое возможно. Кому есть до этого дело? Кому будет интересно узнать о таком уроде, как я?
Через несколько дней была назначена дата повторного слушания дела — 4 марта 2009 года. Оставалось всего четыре месяца, но эта дата казалась мне крошечной точкой на горизонте. Я понимала, что нужно на время отодвинуть все мысли о предстоящем суде, иначе паника просто убьет меня.
К счастью, моя голова была занята предстоящей поездкой во Францию. Трастовая медицинская компания согласилась финансировать мое лечение там, а благотворительная организация «Фонд Дэна», созданная, чтобы помогать пострадавшим от ожогов, оплатила мои перелеты. Поэтому 23 ноября 2008 года мы с мамой и папой полетели в Монпелье на первый курс лечения.
Полет был таким же тяжелым, как и в прошлый раз, но, как только мы прибыли в клинику в Ламалу, я вздохнула с облегчением. Здесь, в ожоговом центре, я была в большей безопасности, чем дома. Здесь Дэнни до меня не добраться.
Медсестра провела нас в мою комнату с прилегающей ванной. Из окна открывался чудесный вид на горы. Чуть позже мы снова пошли на прием к доктору Фрассону. Он вручил нам расписание процедур, которые мне предстояло проходить. Все это звучало многообещающе. Я была уверена, что они помогут мне. Поэтому, когда родители прощались со мной перед возвращением в Британию, я не очень расстроилась.
— Ты точно не хочешь, чтобы мы остались? — спросила мама, и я покачала головой.
— Точно. Я уже говорила, мне хочется пройти через все это самостоятельно, — с улыбкой ответила я, хотя при мысли о том, что домой придется возвращаться одной, у меня от страха все кишки скручивало.
— Ну, тогда увидимся через четыре дня, — сказал папа. — Я горжусь тобой!
Здесь почти никто не говорил по-английски, но я не чувствовала себя иностранкой — из-за того, что вокруг было множество пострадавших от ожогов.
В первое утро я столкнулась с парнем моего возраста, с почти такими же повреждениями, как у меня. Он посмотрел на меня, показал на мою маску и улыбнулся.
— Я тоже такую ношу, — сказал парень с французским акцентом. На какую-то долю секунды я похолодела от ужаса. Он может пойти за мной в комнату и напасть на меня. Я потрясла головой, отгоняя неприятную мысль. Это просто безотчетный, иррациональный страх, — сказала я себе. — Со мной не случится ничего плохого.
В этот момент одна из медсестер позвала меня, чтобы сфотографировать мои шрамы. Когда я услышала щелчки фотоаппарата, на меня нахлынула тоска по прежней жизни. Раньше люди фотографировали меня, потому что я была красивой, мной любовались, восхищались. А теперь я безобразное обожженное создание, вызывающее жалость или отвращение.
Не нужно так думать, Кэти, — оборвала я поток жалости к себе. — Не унывай, выше нос — или что там у тебя от него осталось!
И мое лечение началось. Медики использовали эндермологический аппарат: им двигали по коже, и он разрушал коллоидную ткань рубцов и шрамов, улучшая текстуру кожи, ее эластичность и цвет. Кроме того, использовали ультразвуковую технику. Аппарат был похож на фен. С его помощью врачи выравнивали контуры моего лица и тела. Я ходила на глубокий массаж рук, груди и лица, а также на групповые занятия по тренировке лицевых мышц для восстановления мимики. Кроме того, я проходила гидротерапевтические процедуры, во время которых струи воды под высоким давлением разбивали мне рубцовую ткань.
Все это время я думала о том, как мне повезло приехать сюда, во Францию. Если бы такой центр реабилитации создали и в Великобритании! Там бы могли помочь и другим пострадавшим от ожогов.
