Любовь Сирота - Припятский синдром
— Вот, например, статистический анализ за прошлые два-три года одной из городских поликлиник, где наблюдаются как киевские, так и припятские детишки…
Строгая худощавая немка спешно конспектирует его слова.
— Так вот, этот анализ свидетельствует, что заболеваемость резко возросла в обеих наблюдаемых группах... У припятчан, правда, преобладают… вот… заболевания сердечнососудистой системы, желудочно-кишечного тракта и, к сожалению, заболеваемость крови имеет место… Увеличение щитовидной железы наблюдается приблизительно в равных пропорциях в обеих группах… Зато киевские дети перекрывают все показатели по заболеваемости верхних дыхательных путей и острым респираторным заболеваниям…
— А вам не кажется не совсем точным такой анализ, — вдруг прерывает его из темноты нервный голос Ирины. — Ведь вы не учитываете того, что большинство мужчин припятчан до недавнего времени работали на станции и мамы имели возможность сидеть с детьми дома, а потому, извините, с соплями могли в поликлинику не обращаться...
— Стоп, камера! — кричит режиссер.
В студии замешательство. Начмед вглядывается в темноту, узнает Ирину.
— Вот видите, я же вам говорил о «припятском синдроме», — поясняет он.
— А у вас, Виктор Иванович, конечно же, как говорят, «оболонский», — едко выпалила Ирина.
Иностранцы заинтересованно следят за этой неожиданной сценой.
— Что такое? — пробирается меж осветительной аппаратурой к Ирине режиссер. — Что вам надо?!. Как вы здесь оказались?.. Кто вы?..
— Это м-мать больного м-мальчика, что м-мы показывали на прошлом м-марафоне, — заикаясь, поясняет спешащий за ним ассистент.
— Мне от вас уже ничего не надо! — сорвавшимся голосом прохрипела Ирина. — А кто я?.. Вон, у начмеда спросите, — охваченная гневом и жестокой болью, почти выскакивает Ирина из студийной комнаты.
Униженная, возмущенная и подавленная спешит она на вокзал, решив-таки сегодня же ехать за сыном.
Но на табло у вокзальных касс светится одна фраза на всех направлениях: «Мест нет». Однако, несмотря на это, ко всем кассам тянутся длинные очереди. Ирина хватается за голову, тяжело дышит.
— Ты што так пэрэжываешь, а? — обращается к ней стоящий рядом старый узбек. — Тэбэ так срочно поехать надо?.. Слушай, попробуй дэ предварительный касса... Когда повезет, на утренний поезд билет возьмешь… Там народу мал-мал мэнше…
— Спасибо, — протискивается к выходу Ирина.
Подходя к предварительным кассам, она, погруженная в свои нерадостные переживания, буквально сталкивается с довольным Александром, рассматривающим на ходу только что приобретенный яркий билет-книжечку.
— Ты?!.. Здесь?!..
— Видишь ли… — растерявшись от неожиданной встречи, Александр пытается спрятать билет.
— Что это?.. Покажи, пожалуйста, — протянула руку Ирина.
— Видишь ли, — нехотя отдает ей билет Александр. — Я решил, что так будет лучше… нам всем!.. Но как только я там устроюсь, тотчас же напишу тебе… Да… Я помогать вам буду… Все Штаты на ноги подниму!.. Поверь, — уже воспрянув духом, увлекается он. — Ведь у тебя опять ничего не вышло?!. Вот видишь?!. Я так и знал… А у меня там все получится — спешит он за отдавшей ему билет и решительно устремившейся в кассовый зал Ириной. — Я привлеку к вам внимание всей западной прессы… Они соберут средства и вызовут вас… или хотя бы Дениса на лечение… Поверь мне!.. — тараторит он.
— Ладно. Не оправдывайся! — резко остановившись, повернулась к нему Ирина, в глазах ее боль и отчаяние. — Не надо!.. — тихо, но жестко говорит она. — Ничего не надо нам от тебя… Устраивайся сам, нас не трогай!.. Боже!.. Ведь еще вчера ты мне ничего не сказал о своем отъезде…
— Я хотел… За тем и пришел… Но это горе с Сергеем… Я не смог!.. Прости меня!..
— Дура!.. Господи, какая же я дура!.. Вот что… Я тебя только об одном попрошу… о последнем одолжении… Купи мне билет на завтра в Евпаторию... А то если мне и здесь откажут… я не выдержу, — задыхается она. — Прошу тебя!..
— Хорошо!.. Конечно... Вот, — сует он ей в руку валидол. — Прими, пожалуйста... Я сейчас...
Ирина прислоняется к прохладной колонне. Все вокруг видится ей, как в тумане. И вспоминается ...
* * *… Весна в Пуще-Водице прекрасна не менее осени. Прелесть свежей зелени дополняет пьянящий аромат лесных ландышей, щебет и свист пернатых. Ирина, Александр и Денис, одетый в новенькую желтую пижаму, бредут по аллее детского диспансера, домики которого после капитального ремонта преобразились.
— Дядя Саша!.. Смотрите, что я нашел, — показывает Денис плоский кусочек угля с четким отпечатком листьев папоротника.
— Интересно!.. Очень старый отпечаток... Это пополнит твою коллекцию!.. Значит, все-таки хочешь быть геологом?..
— Конечно!.. — удивляется его вопросу Денис.
Мимо них проходит иностранная делегация и, сделав пару идиллических снимков, покидает диспансер.
— Мам, — оглядывается на них Денис, — теперь, как только иностранцы приезжают, нам новые пижамы выдают… А на второй завтрак дают по бутерброду с икрой... На тоненький ломтик хлеба так тоненько кладут икру... Но все равно вкусно! — улыбается он.
В это время к главному корпусу подкатил длинный рефрижератор, к которому ринулись медицинские работники, образовав очередь за каким-то дефицитным товаром.
— Не хочешь присоединиться к коллегам?!. — язвит Ирина, пытливо глядя на Александра.
— Не понимаю твоей иронии... В чем ты тут видишь криминал?.. Каждый устраивается, как может!..
* * *… — Вот билет, — возвращает ее в реальность голос Александра. — Я очень хотел бы проводить тебя завтра, но не смогу. Прости!.. Мне столько еще нужно увязать, обежать перед отъездом… Понимаешь?!..
— Конечно... Конечно, понимаю, — нервно усмехается Ирина. — Начинать новую жизнь — дело серьезное!.. Тем более, что я не хочу тебя больше видеть... Не могу!.. Так что прощай!.. Да... Вот деньги за билет, — сует она ассигнации в нагрудный карман его рубашки. — Будь здоров, — бросает напоследок и, болезненно сгорбившись, идет к выходу.
Она входит в свой подъезд, задыхаясь от горечи и слез. Вынимает из почтового ящика очередные два письма от Дениса. Входит в квартиру, опускается на диван, читает:
…Дорогая мамочка! Я себя очень плохо чувствую. Весь день лежу в постели. Ужасно болит голова. Тут такая страшная жара. Мне еду приносят в постель. Я совсем не хожу на море. Мне запретил врач... Мама! Все время, когда все уходят, я беру твою фотографию, смотрю на тебя и плачу!.. Никак не могу с собой справиться!..
Слезы застилают ей глаза, туманят текст. Прямо перед ней на полке книжного шкафа — большое фото голубоглазого красавца Александра. Ирина смотрит на него сквозь пелену слез и... вновь вспоминает свое недавнее пребывание в больнице ...
