Уильям Манчестер - Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965
Второе. У Германии не было специальных десантных кораблей для выгрузки танков и тяжелой артиллерии на необорудованный берег. Немцам требовалось захватить порт, чтобы выгрузить танки и оборудование. Если они зайдут в порт, то обнаружат, что британцы разрушили все портовые сооружения, заминировали вход в гавань, отрезав обратный путь, и на порт обрушится шквал огня британской артиллерии.
Третье. Позже Черчилль писал, что «мощь германских военно-воздушных сил, насколько нам было известно (а мы были хорошо информированы), не считая отдельных сосредоточений частей, превосходила по численности наши военно-воздушные силы в соотношении около 3:1. Хотя для борьбы с храбрым и искусным врагом условия были неравные, я все же был твердо уверен, что в нашем собственном небе, над нашей страной и над нашими водами мы сможем победить немецкую авиацию».
Четвертое. Королевский военно-морской флот был несравненно мощнее германского военно-морского флота. Почти тысяча «боевых кораблей вела постоянное бдительное патрулирование», написал Черчилль, и «уничтожить их могла только вражеская авиация, да и то лишь постепенно». Вторжение в Англию в 1940 году «требовало от немцев установления превосходства на море и в воздухе, а также огромных флотов специального назначения и большого количества десантных судов. Но превосходством на море обладали мы; господство в воздухе завоевали тоже мы; и, наконец, мы считали – и, как теперь выяснилось, вполне обоснованно, – что немцы не строили и не предполагали строить никаких специальных судов. Таковы были в основном мои идеи о вторжении в 1940 году». Тем не менее «следовало тщательно рассмотреть возможность вторжение через Канал, хотя и невероятную в то время»[311].
30 июня генерал сэр Эндрю Торн, командующий корпусом на юго-востоке Англии, сообщил Черчиллю, что, по его мнению, 80 тысяч немецких солдат будет высажено на побережье Кента, между Танет и Певенси, всего в 60 милях от Лондона. Черчилль, написал Колвилл, настроен «более оптимистично и считает, что флот отреагирует нужным образом». На тот случай, если немцам удастся ускользнуть от Королевского флота и добраться до берега, Черчилль приказал обеспечить максимально возможную защиту побережья в Восточном и Западном Суссексе, Кенте и Суррее. По его приказу были возведены защитные сооружения, доты и проволочные заграждения. Во время одной из инспекционных поездок Черчилль потребовал таблицы приливов и отливов и фаз Луны на ближайшие шесть недель. Он понимал, что все будет зависеть «от быстрого и решительного нападения на высадившиеся на побережье силы, проскользнувшие мимо охраны на море», которые должны «находиться в состоянии высокой мобильности, готовые нанести стремительный удар», и эсминцев Королевского флота, устанавливающих минные заграждения и обстреливающих побережье в ночное время. Колвилл отметил, что генерал Торн, солдаты которого, как ожидалось, примут на себя самый сильный удар, считал, что «левое немецкое крыло можно захватить в Эшдаунском лесу, но он не видел, что может помешать правому крылу наступать через Кентербери на Лондон». Этому могли помешать мобильность и творческий подход к решению тактических задач. Выживание зависело от гибкости, интуиции, находчивости и творческого воображения (кто-то скажет: эксцентричности), качеств, которые отсутствовали у многих английских генералов и, конечно, у предыдущего правительства. Но не у Черчилля[312].
Согласно сводкам Британского метеорологического бюро, в июне Ла-Манш был спокойным, небо ясным, температура воздуха порядка 15 градусов, и британцы – включая высокопоставленных военных чиновников – были уверены, что скоро появятся захватчики. Все это в их дневниках и письмах. 12 июня Гарольд Николсон написал: «Скорее всего, Франция капитулирует и мы подвергнемся бомбежке и вторжению». «К сожалению, погода по-прежнему прекрасная», – написал в начале июля Айронсайд. Теперь, когда у немцев есть «аэродромы в 25 милях от нашего побережья», заметил Исмей, «вероятность вторжения в Великобританию», похоже, «вопрос нескольких недель». Том Джонс, находившийся в Кливленде, заметил: «Высказываются предположения о вторжении. Куда ни пойдешь, везде доты, дорожные заграждения и полевые укрепления». «Предположения» было ключевым словом на протяжении нескольких недель[313].
Большинство британцев испытывали страх. Однако позже Черчилль написал: «Конечно, те, кто больше знали, меньше боялись». Эти слова были написаны спустя много лет, но они отражают его настроение в течение 1940 года. Его частные разговоры и записки министрам в течение лета и осени 1940 года служат доказательством его уверенности в благополучном исходе.
Вечерами первозданная темнота опускалась на затемненную Великобританию. Окна пригородных поездов были выкрашены в черный цвет. Водители ползли со скоростью 20 миль в час. Ориентирами для автомобилистов служили полосы, сделанные белой краской на лондонских фонарных столбах. Несмотря на это, часто случались столкновения велосипедистов с автомобилями, а пешеходы натыкались на фонарные столбы. С целью ввести в заблуждение вторгшихся врагов, в сельской местности убрали надписи и указатели на дорожных столбах и при въездах в населенные пункты, заодно сбив с толку местных жителей. В конце июня домовладельцы получили по почте официальные брошюры, в которых объяснялось, как себя вести, когда начнется вторжение. Почти ни у кого не было оружия, если не считать за оружие садовый инвентарь. Немецкие парашютисты, скорее всего, приземлились бы ночью. В речи, обращенной к Родной гвардии, премьер-министр заявил, что, если появятся нацистские парашютисты, «вы объясните им, что они приземлились не на птичий двор или кроличью ферму и даже не в загон для овец, а в клетку льва в зоопарке!»[314].
У Флит-стрит тоже нашелся совет. В Daily Express Бивербрук призвал сельских жителей дать достойный отпор немецким парашютистам. Daily Express озадачила многих, кто родился и вырос в более мирное время, указав, что любой молодой человек, умеющий играть в крикет, способен метать гранату. Вооружались гражданские лица, даже священнослужители, кто чем мог – в основном ружьями. Великобритания испытывала нехватку оружия. В ожидании винтовок из Америки члены Родной гвардии упражнялись на пиках, древках пик и метловищах. Женщинам объясняли, как делать коктейли Молотова; стариков учили, как выводить из строя танки – засыпать сахар в топливный бак или засовывать лом под траки.
В то время люди воспринимали войну как нечто личное, имеющее отношение непосредственно к каждому из них. В XXI веке гражданин не в состоянии противостоять современному ракетному оружию, но в 1940 году британец с оружием, даже примитивным, мог внести свой вклад в защиту острова. Если бы нацисты создали плацдарм для высадки десанта, то король Георг был готов возглавить движение Сопротивления. Король приказал оборудовать стрельбище в садах Букингемского дворца, где члены королевской семьи и конюшие ежедневно упражнялись в стрельбе из стрелкового оружия. Молодые принцессы ходили на занятия по учебным стрельбам вместе с родителями. Позже Клементина рассказала дочери, что у Елизаветы и Маргарет была «веселая жизнь, с множеством собак (хотя эти корги не слишком симпатичные) и пони [так!] и восхитительная мать». Восхитительная мать была метким стрелком. 10 июля Гарольд Николсон написал, что королева «сказала мне, что ее ежедневно обучают стрельбе из револьвера. Я выразил удивление, а она сказала: «Да, я не собираюсь сдаваться». Не могу описать, как она была великолепна… Мы победим. Я это знаю. У меня нет сомнений»[315].
Вторжение нацистов повлекло бы за собой немыслимое количество смертей. Это было время, когда при каждом расставании мужья и жены, матери и дети понимали, что, возможно, видятся в последний раз. Вита Сэквилл-Уэст написала: «Мы, должно быть, оба думаем, что можем уже никогда не встретиться». Николсон ответил: «Я совсем не боюсь… внезапной и достойной смерти. Чего я боюсь так это подвергнуться пыткам и унижениям»[316].
Пытки, безусловно, ждали тех, кто обладал специальными знаниями об обороне острова. Многие, не желая попадать в плен, имели при себе средства для совершения быстрого самоубийства. Спустя неделю после капитуляции Франции, когда правительство готовилось эвакуировать гражданских лиц из Кента и Суссекса, Николсон, в то время он работал в министерстве информации, написал Вите: «Думаю, что тебе следует носить с собой обычное канцелярское шило, чтобы при необходимости ты могла покончить с собой. Но как быстро и безболезненно принять смерть? Я спрошу у своих друзей докторов?» Спустя десять дней она написала мужу, что у нее есть свое средство. Вероятно, речь шла о яде, а не о шиле. Черчилль неоднократно клялся, что не сдастся живым; согласно Кэтлин Хилл, его «шилом» был цианид, спрятанный в колпачке авторучки, которую он всегда носил с собой»[317].
