Леонид Механиков - Полёт:Воспоминания.
Понюхал - пахнет вкусно.
Развернул - а там такая розовая конфета! Я вообще за всю войну ни одной конфеты не попробовал и уже и забыл, какие они бывают. Откусил кусочек - вкусно! Ну, конечно, всё есть не стал - надо ведь и дяде Грише оставить - только пока тот спал, я незаметно, по кусочку, по кусочку, и сам не заметил, как всё съел. Стало страшно: ну, как дядя Гриша хватится! В общем, когда он проснулся, - я сам ему рассказал, что нечаянно съел всю конфету. Дядя Гриша тогда рассказал об этом бабушке и маме, потому что это была не конфета, а такой брусок, об который немцы трут свою зубную щётку, когда чистят зубы. Тогда он взял меня за руку и повёл на Майскую площадь. Там был ларёк, в котором уже стали продавать длинные витые, варёные из сахара и завёрнутые в хрустящую бумагу конфеты. Дядя Гриша купил мне эту конфету! Такого счастья у меня не было за всю войну!.. Я её сразу всю и съел, сам даже не заметил как. Сладкая, вкуснее сахара! Это была моя единственная за всю войну конфета.
* * *Итак, война закончилась.
В Чулым, где мы были в эвакуации, приехал за нами отец.
Всю войну мы не знали, где он. Мы только знали, что он жив, потому что получали аттестат. По аттестату мы получали 1200 рублей в месяц, а буханка хлеба стоила 100 рублей. Такой вот аттестат.
Если бы бабушка не торговала шанежками - мы, наверное, померли бы давно, потому что кушать было совсем нечего.
Зато орденов и медалей было у отца! Жаль только, мотоцикл ему не отдали. Мы перед войной жили в Хабаровске на Большом аэродроме, и у отца тогда был мотоцикл с коляской. Когда началась война, нас эвакуировали в Сибирь.
Приехали к дому машины, всех собрали и сказали, что из-за войны все семьи военных эвакуируют. На сборы дали один час времени. С собой можно было взять только балетку, потому что в грузовике места не было. Нас повезли на Амур. А отец остался. Тогда у него забрали мотоцикл и дали справку, что мотоцикл мобилизован и после войны его нам вернут.
Не вернули. Потому что он ту справку потерял за время войны. Да и ладно, главное, что живой остался.
* * *Отец получил назначение опять в Хабаровск. Только уже не в сам город Хабаровск, а на полевой аэродром. Так мы тогда и жили: Переяславка, Матвеевка, Николаевка. Это всё - полевые аэродромы.
Особенно мне запомнилась Переяславка.
До школы надо было идти 6 километров, в соседнюю деревню. Мы выходили рано. Собирались все пацаны, и в школу. Плохо только когда грязь была. Потом нас уже стали возить на машине. Только когда грязь - мы всё равно пешком ходили, через лес.
А ещё запомнилась мне наша землянка.
Мы там все там жили в землянках.
В нашей землянке была вода. На полу лежали кирпичи, на них - доски. Мы ходили по доскам. Когда шёл дождь, вода поднималась - приходилось с кровати вставать прямо в воду. Мама тогда грела на печке кирпичи и бросала их в воду. Вода становилась тёплой, и не так противно было в неё вставать. Потом мы переехали в другую землянку, которая мне запомнилась тем, что над столом на стене была прибита газета, на которой было написано «Парторганизация полка - опора командира», и я каждый раз, когда ел или уроки делал, всё читал эту надпись. Так она мне на всю жизнь и запомнилась.
* * *Летать я начал рано - в 14 лет.
Мы тогда жили на полевом аэродроме под Хабаровском, где служил мой отец - тоже лётчик, только не истребитель. В то время он был начальником штаба полка и по делам службы часто летал куда-то на самолёте связи У-2.
Я в свободное от школы время пропадал на аэродроме. Вся техмоща и все пилоты были моими друзьями. Мне доверялись инструменты, тележка с воздушным баллоном, заправочный шланг и без ограничений - ветошь. Ветошью мне разрешалось тереть всё, что хотелось. Вполне естественно, я уже знал, что такое магнето и сколько можно спрятать яблок в гаргрот, почему стопорится ручка и что такое триммер...
Частенько меня прятали в задней кабине на облёте самолёта после регламентных работ, иногда даже прихватывали и на тренировочных полётах...
Не знаю, знал ли отец о том, что я подлётываю, но с аэродрома меня не гнали.
На всю жизнь мне врезался в память мой первый полёт.
Был яркий весенний день. Кое-где уже появилась зелёная травка, лётное поле будто манило: разбегайся, прыгай, лети! Я, как всегда, торчал на аэродроме. Мой друг - техник У-2 - стал расчехлять самолёт и готовить его в полёт. Я кинулся ему помогать, полез к мотору развязывать шнуровку чехлов, а сам всё выспрашиваю, кто полетит и куда. Выяснилось, что полетит дядя Володя на облёт после стоянки. Как всегда, я стал просить друга, чтобы он попросил лётчика взять меня с собой. Техник ничего не сказал, но как-то странно посмотрел на мешок с песком, который привязывается на заднее сиденье при одиночном полёте без пассажира или инструктора для центровки. Я перехватил его взгляд и, сразу сообразив, кинулся навстречу шагающему к самолёту здоровому дяде Володе: «Дядечка Вовочка, миленький, возьми меня с собой, ну, пожалуйста, я буду сидеть тихо и никому не скажу, ну, возьми, миленький, ну, дядя Вовочка, ну, чего ты будешь опять катать мешок, а меня даже не нужно поднимать в кабину - я сам залезу, ну, дядечка Вовочка, ну, покатай!..» Наверное, у меня было такое выражение лица, что дядя Вова вопросительно поглядел на техника.
Тот посмотрел на мешок, на меня... И вот я уже в кабине! Техник ещё раз внимательно проверил мою привязку, десятый раз повторил, что ничего руками не трогать, и спрыгнул с крыла. «чух! Чух!» - выплюнул мотор и вдруг замолотил, загремел, затрясся. Мимо меня по борту скользнули два голубых облачка дыма и улетели к хвосту самолёта. Сквозь козырёк было видно, как пилот подал знак убрать колодки. Самолёт затрещал ещё сильнее и покатился к старту. Я, как было договорено, съехал пониже на сиденье и спрятался - благо это для меня никакого труда не составило. Снаружи казалось, что в самолёте только один человек.
Мотор заорал, самолёт затрясся ещё сильнее, и вдруг нечистая сила потянула меня назад. Я ухватился за поручень и стал потихоньку подтягиваться на сиденье так, чтобы увидеть, что за бортом. За бортом уже всё мелькало и сливалось, самолёт подпрыгивал, стукался о землю и снова прыгал... И вдруг самолёт подпрыгнул и уже не упал на землю. Я выглянул за борт вниз. Земля быстро удалялась, как-то сжималось то пятно, на которое я смотрел, вот уже травинки не различишь, они слились как-то в сплошной зелёный цвет и между этим зелёным появляются чёрные пятна залысин, и всё это уменьшается и улетает от самолёта вниз... Вот уже и старт позади. Какой он маленький! А возле «Т» козявочкой ползёт финишёр...
Боже мой, какой он маленький! И как интересно двигаются его ножки! А ведь на старте он большой и вредный, и ракетница у него с настоящими ракетами, а сколько раз он меня гонял с аэродрома! А вон и наш городок. Вон штаб, вон батальон.
