Бруно Нардини - Жизнь Леонардо. Часть вторая.
Посредственный тосканский пиит Бернардо Беллинчони, покровительствуемый Моро и даже назначенный придворным поэтом, в скверных стихах поведал о создании Леонардо портрета Чечилии Галлерани. Стихи написаны в форме диалога между поэтом и природой, у которой он спрашивает, на кого она рассердилась. Природа ему отвечает, что она рассердилась на Леонардо да Винчи, изобразившего звезду — Чечилию. Но портрет молчит, а отвечает сама звезда — Чечилия:
«Благодарить Лодовико ты, природа,
должна и
Гений и руку Леонардо,
Которые потомкам хотят меня сохранить...».
В 1498 году Изабелла Гонзага, злоречивая и жадная маркиза Мантуанская, послала с письмом гонца к Чечилии Галлерани, ставшей к тому времени графиней Бергамини, прося у Чечилии «на просмотр» ее портрет работы Леонардо, чтобы сравнить его с портретом работы Джованни Беллини.
«Сегодня нам случилось видеть несколько красивых портретов, писанных рукою Джованни Беллини. Мы заговорили о произведениях Леонардо, и нам захотелось их посмотреть, дабы сравнить с вышеупомянутыми. Вспомнив, что Леонардо написал с натуры Ваш портрет, мы и посылаем к Вам гонца с просьбой дать ему, если Вы пожелаете, этот портрет, ибо нам хотелось бы не только его сравнить с портретами Беллини, но и взглянуть на Ваше лицо. Сразу же после сравнения портрет Вам будет возвращен...».
Чечилия в ответ послала маркизе портрет и приписала, что если он не похож на оригинал, то виноват в этом не Леонардо. «...Я думаю, что ему нет равных, но ведь, когда он писал портрет, я еще была совсем юной, несформировавшейся, и с той поры лицо мое очень изменилось».
То была чудесная, неуловимая пора любви. Леонардо смотрел на нежное лицо молодой женщины и писал его таким, каким впервые увидел в зеркале, и опытной рукой запечатлел на полотне душевную красоту Чечилии. В пышном зале герцогского замка Леонардо испытывал пьянящее чувство уверенности в себе, в своих силах. Он являлся каждый день точно в срок в сопровождении свиты юных учеников, которые преданно ему помогали. Он вел себя, как галантнейший из придворных. Одет он был изысканно.
Чечилия, сидя неподвижно, в окружении придворных дам, смотрела на Леонардо. Вероятно, в залу впускали горностая, который то и дело убегал из своей клетки, пугая юных дам. Но находчивый, неистощимый на выдумки Леонардо всякий раз успокаивал их какой-нибудь импровизированной сказкой или легендой.
Сказки эти предназначались прежде всего Чечилии Галлерани.
— Однажды горностай бежал по заснеженной вершине горы. Охотники увидели его и стали преследовать. Тогда горностай кинулся к своей норе у склона горы. Только солнце успело растопить снег возле норы, и там образовалось грязное болотце. Горностай остановился...
Леонардо тоже остановился, прервал рассказ, чтобы сосредоточиться, схватить неуловимую черточку в лице Чечилии. Все замерли в ожидании, затем — прикосновение кисти... и Леонардо продолжил свой рассказ.
— Нет, горностай не мог испачкать свое белоснежное одеяние, он не хотел ползать в грязи, как обычная лиса, и остался на последнем клочке снега. Он увидел, как подбегают охотники, и упал, пронзенный стрелой.
Лишь одна Чечилия понимала иносказательный смысл этой истории. Лучше умереть, чем измазаться в грязи будней, чистота мыслей и сердца дороже самой жизни. Теперь и она начинала проникать в душу Леонардо, искала и находила в ней частичку самой себя, так же как Леонардо, искал в ее душе чувства, созвучные своим. Юная женщина узнавала себя не на портрете, а в словах Леонардо. Для него же эти сеансы становились формой незримого обмена мыслями. Иногда Чечилия чувствовала себя глиной, которая в голове Леонардо обретает форму и дыхание, он словно моделировал ее своими словами, она превращалась в создание его рук и чувств.
— Почему вы не занимаетесь скульптурой? Считаете живопись более высоким искусством? Ведь вы еще и скульптор.
— Да, это так,— с улыбкой отвечал Леонардо.— Я занимался скульптурой не меньше, чем живописью, и потому могу, пожалуй, решить, какое из этих двух искусств выше... Разница заключается в том, что скульптору больше приходится напрягать физическую силу, а живописцу — ум. И с насмешкой стал описывать работу скульптора: грязный, потный, тот работает резцом и молотком, в то время как живописец в нарядной одежде тончайшей кистью наносит мазок за мазком под звуки музыки.
Чечилия недоверчиво улыбалась. Она побывала в мрачной мастерской Леонардо, видела там кузнечный горн, наблюдала за его напряженным, озаренным пламенем лицом. Леонардо показал ей свои скульптуры и первый металлический остов огромного коня. Она видела его анатомические рисунки, представила себе его растерянность, страх перед трупами, который все же отступил перед неуемной жаждой познания. Знала она и о внутренней трагедии этого одинокого человека. Она его полюбила и уже догадывалась о невысказанных чувствах Леонардо.
Мы не можем сказать с уверенностью, принадлежало ли Чечилии послание к Леонардо, начинавшееся словами «Мой Леонардо», которое впоследствии Леонардо вымарал в своей записной книжке. Но мы точно знаем, что Леонардо и Чечилия были друг с другом на «ты», хотя в те времена даже между супругами, родственниками и друзьями принято было обращаться друг к другу на «вы». В той же записной книжке Леонардо сохранился неоконченный черновик письма Леонардо к Чечилии: «Несравненная донна Чечилия. Возлюбленная моя богиня. Прочитав твое нежнейшее...».
Одетый с подчеркнутым изяществом, Леонардо в сопровождении своих помощников каждый день отправлялся в замок писать портрет молодой высокообразованной женщины, возлюбленной Лодовико Моро. Леонардо изучал лицо молодой женщины, неотрывно за ним наблюдая. В лице Чечилии, словно в зеркале, отражались ее угасшие было и вновь воскресшие переживания. Чечилия следила за каждым жестом Леонардо, и постепенно научилась угадывать, какие чувства кроются за его словами.
Предполагаемый портрет Чечилии Галлерани, хранящийся в Кракове в бывшей коллекции князя Чарторижского.
Маркиза Мантуанская, прослышав о портрете Чечилии Галлерани работы Леонардо, попросила его у Чечилии «на просмотр». Чечилия послала портрет и приписала, что если он не похож на оригинал, виноват в этом не Леонардо. В ту пору любви она была еще юной, несформировавшейся.
Чечилия знала о долгих, мучительных ночах, которые Леонардо провел в мертвецких больниц, препарируя трупы, чтобы найти ответ на тайны жизни и смерти, отыскать смысл существования.
