Анатолий Эйрамджан - С миру по нитке
Экзамен по математике должен был сдавать за него его родственник, преподаватель математики из университета, Арик. Переклеили фотографию в экзаменационном листе, и Арик пошел на экзамен. Взял билет и, поскольку он куда-то опаздывал, то попросил разрешения сдавать экзамен без обдумывания. Экзаменатор согласился. Арик мигом на доске решил задачку и пример и доказал теорему. Экзаменатор дал Арику еще одну задачку и Арик рассказывал нам потом, что эта задачка его насторожила, так как выходила за рамки программы для вступительных экзаменов.
– Ну, я ее все же решил, чтоб не тянуть время, – рассказывал нам Арик, -а этот тип смотрю дает мне еще один пример на дифференциальное исчесление. Точно знаю, что у нас в университете это входит в программу первокурсников, но, думаю, вдруг в АзИИ другие требования и на всякий случай решаю пример. Тогда он мне сует ряды Фурье! Это точно на втором курсе у нас!
Посмотрел я на него – он выдержал мой взгляд и спрашивает:
– Можете доказать?
– Я говорю – могу! – доказываю ему. Он мне еще вопрос, уже явно не абитуриентский, я отвечаю, он еще, уже из теоретической математики – тут мы с ним схлестнулись, он говорит.
– Прочтите последний «Весник», там есть эта формула в теории упругости и пластичности...
А я говорю:
– А в материалах Института Физики Академии наук совсем другое решение...
Он говорит:
– Я проверю это и сообщу Вам.
– Каким образом сообщите? – спрашивает Арик.
– Через Игоря Семенова! – говорит он.
И ставит мне тройку.
– А тройку за что? – обалдел Арик.
– А за то, – говорит преподаватель, – что Игорь Семенов – мой сосед и сам мог ко мне прийти, тройку ему я и без вас поставил бы, а на вечернее отделение тройки вполне достаточно. Пройдет.
Оказалось, это был наш сосед Стасик.
И вот когда я поступал в институт и Стас иногда помогал мне в решении трудных задачек, мы договорились с ним, что на экзамене я должен буду дождаться, когда он освободится и позовет меня. И чтоб ни к какому другому преподавателю я не шел, даже если меня будут зазывать – надо говорить, что пока еще не готов к ответу. Но, как назло, когда я уже был готов, пришел завкафедрой, вызвал куда-то Стаса, и я сидел и сопротивлялся приглашениям других экзаменаторов и в конце концов попал к очень неприятному экзаменатору, по внешнему виду типичному шизику-физику и в результате сурового допроса вырвался от него с четверкой вместо запланированной пятерки.
И теперь, вспоминая свои вступительные экзамены – немку Арутюнян, свою тетю, неизвестного знатока грамматических правил, я думаю, как все было четко продумано кем-то там, наверху, цепь всех этих совпадений, накладок и удач, в результате которых я набрал проходной бал, стал студентом и избежал ненавистной мне с детства армии.
Я и Армия
Я понял, что я и армия несовместимы, еще в 1944 году, когда впервые попал в пионерский лагерь в Грузии, в Коджорах. Я жутко тосковал по дому, постоянная боль была у меня где-то за грудной клеткой, никакие мероприятия – костер, игры, кино – не могли отвлечь меня от этой боли. А вид бодрых и нормально чувствующих себя в лагерных условиях незнакомых мне до этого ребят, их, на мой взгляд, грубые забавы еще более усугубляли мое состояние. И когда в один из ближайших воскресных дней приехала в лагерь мама проведать меня, я, не стесняясь слез, уговорил-таки ее забрать меня домой.
Поэтому армию с тех пор я ассоциировал с лагерем в Коджорах, где в одном помещении должно жить много незнакомых мне людей, где неизбежны драки, вонь, строгий режим и диктат сильного. Поэтому я знал, что во что бы то ни стало должен поступить в институт, где есть военная кафедра, не важно в какой, лишь бы избежать армии. И так я поступил в Азербайджанский индустриальный институт (АзИИ), на нефтемеханический факультет. Чем, кроме боязни армии, определился мой выбор? В этом институте уже учились два моих соседа-друга, Юра Газанчан и Эдик Ханларов. Оба говорили, что их институт самый лучший в Баку, что девушки из других институтов очень уважают ребят из АзИИ, особенно с нефтемеханического факультета. Есть еще неплохой факультет, энергетический, но лучше там не учиться, потому что потом, после окончания, придется иметь дело с электрическим током, а это опасно – вдруг ударит где-нибудь и, не дай бог, смертельно! А механический – в самый раз.
Вот что определило мое поступление в АзИИ на механический факультет.
Пять лет я учил абсолютно неинтересующие меня предметы – «Сопромат», «Теория машин и механизмов», «Начертательная геометрия», «Высшая математика» и т. д. Будущая профессия механика меня абсолютно не интересовала, «сачковал» я вовсю и, разумеется, специалист из меня вышел никудышный. Зато имел воинское звание – младший лейтенант. И воинскую специальность: «Служба снабжения горючим, ВУС-222» (ВУС – это «воинская учебная специальность», а 222 – какой-то армейский шифр, а что он означает – до сих пор не знаю). Но на этом мои взаимоотношения с армией, оказывается, не заканчивались. Время от времени всех выпускников вузов собирали на армейские месячные сборы, которые проходили в какой-либо воинской части неподалеку от места основного проживания (считай, тот же Коджорский лагерь), недельные семинары, на которые отпускали с основной работы и которые все обычно прогуливали. Должен честно сказать, что ни на тех, ни на других сборах я ни разу не был. На месячные сборы я не ездил, потому что не откликался на повестки, а если приходили из военкомата, то по моей просьбе домашние говорили, что я в командировке. Недельные вообще игнорировал, устраивал себе внеочередной отпуск – мог даже уехать куда-нибудь. Уже когда я жил в Москве, мне часто приходили строгие повестки с призывом прийти к магазину «Белград» подстриженным и с вещмешком. Я тут же переселялся в Дом ветеранов кино в Матвеевском, а гонцам из военкомата домашние, дрожа от страха, врали, что я в отъезде. Но все же однажды я чуть не загремел в армию, и это было настолько серьезно, что я не видел никакого выхода. Это было еще в Баку. Повестка пришла в научно-исследовательский институт, где я тогда работал после Средней Азии, году этак в 1967-м. Вызывались на шестимесячные сборы в Казахстан на уборку урожая несколько человек из института, в том числе и я. Дирекция института должна была обеспечить выполнение этой разнарядки в двухдневный срок. Я понимал, что, в отличие от предыдущих случаев, никаких вариантов отвертеться от этого призыва у меня не было – теперь я был под контролем дирекции института. Придется ехать, и на такой длиннющий срок – полгода! В глушь – на целинные земли Казахстана, а там я уже побывал в студенческие годы по всеобщему призыву партии в 1957 году – так что представление имел, что это за места. Что делать?! Иду грустный по коридору института и вдруг встречаю Алика Саакова из конструкторского отдела, мы с ним частенько соскакивали в рабочее время в соседний парк, в бильярдную.
