Николай Бирюков - Трудная наука побеждать
После Соловьева свои соображения изложил начальник оперативного отдела полковник А. И. Безуглый. Они касались выполнения только что полученного приказа командарма — выдвинуть вперед 8-ю дивизию генерал-майора В. Ф. Стенина, создать в ее полосе устойчивую противотанковую оборону и подготовиться к переходу в наступление.
То, что мы знали тогда о положении под Ахтыркой, никак не вязалось с приказом ввести в действие только часть сил корпуса. Я позвонил командующему 4-й гвардейской армией.
— Там нет ничего, — ответил генерал Кулик. — Нехай дивизия идет с развернутыми знаменами.
Насчет знамен он, конечно, пошутил, но факт оставался фактом: против бронированного кулака выдвигалась одна развернутая на широком фронте дивизия.
И только поздним вечером 18 августа поступили новые указания, согласно которым уже весь корпус, имея в первом эшелоне 8-ю и 7-ю дивизии, а во втором 5-ю, должен был занять рубеж обороны. Нам сообщили также, что завтра к трем часам пополудни 3-й гвардейский танковый корпус сосредоточится за нашими позициями. Слева и несколько позади нас уступом шел 21-й гвардейский корпус. Таким образом, вся 4-я гвардейская армия как будто бы вступала в дело.
Нет необходимости подробно рассказывать, что было предпринято для выполнения нового приказа. Штаб корпуса оперативно справился с большим объемом работы, вызванной перенацеливанием дивизий.
Сведения, поступавшие в ночь на 19 августа из 8-й дивизии, становились все конкретнее. Бой придвигался к ее переднему краю. Тревожило то, что вступаем в соприкосновение с противником, почти не имея средств усиления. Было только два противотанковых артиллерийских полка.
Днем последовал еще приказ: 8-й дивизии не позднее 17.30 начать наступление в направлении совхоза «Ударник», одновременно очистить от противника северо-восточную окраину Каплуновки. Опять-таки удар должна была нанести одна дивизия на фронте шесть километров.
Если осматривать сверху район, где нам предстояло наступать, то увидишь слегка холмистую равнину, поля и поля с островками мелколесья, кое-где пересеченные ручьями и речушками. Такая местность удобна для действий крупных танковых соединений, но никак не для пехоты, которая готовится навязать этим танковым соединениям встречный бой. Если же к этому прибавить еще недостаток противотанковых средств, а главное — времени для подготовки наступления, то легко понять, что нам было над чем призадуматься.
Это минусы нашего тогдашнего положения. А плюсы? Помимо чисто военных, которые каждый командир, даже в самой невыгодной для своих войск обстановке, стремится создать соответствующей расстановкой сил, были плюсы и общего порядка: хорошая укомплектованность соединений, обученность войск, оснащенность боевой техникой, надежное взаимодействие.
На стол мне кладут армейскую разведывательную сводку. Читаю. Ба! Старые знакомцы: 7-я и 19-я танковые дивизии! 7-я «крестила» нас в июле сорок первого под Витебском, а через боевые порядки 19-й мы прорывались близ Великих Лук. Вот, думаю, и довелось опять повстречаться — только в другом качестве. С удовлетворением отмечаю, что одна из этих дивизий уже сведена в боевую группу. Значит, крепко потрепали. Насчет второй нам придется похлопотать. Что же, теперь это но нашим силам, теперь можно. А то ведь как бывало в сорок первом — навалятся скопом, танковой ордой, проломят оборону и валят по дорогам. Пиликают на губных гармошках, распевают песенку про красавицу Мадлен или про храброго Франца. Русский поход казался гитлеровцам простым повторением пройденного — походов но западноевропейским странам. Да и как не показаться, если у нас на дивизию приходился фронт в 40–50 километров. Не оборона — ниточка. А в полках только по 500–600 штыков. Днем ведем сдерживающие бои, а к ночи — уже окружены.
Просматривая как-то материалы той поры, я взял на выдержку 30 советских дивизий. Из них только 5 избежали окружения, когда отходили на восток. Остальные 25 попадали в окружение и выходили из него от одного до трех раз. Никакой солдат не выдержал бы такого отступления. А наш — смог. Уже в то трудное лето он преподал генералам фюрера жестокий урок настоящей войны, никак не похожей на ту, какую они привыкли вести на Западе.
«Поведение русских в окружении, даже безнадежном, было в корне противоположным поведению их западных союзников. Они не сдавались в плен…» «Тот, кто встретился с русским солдатом и русским климатом, знает, что такое война. После этого ему уже незачем учиться воевать…»
Подобными признаниями буквально пестрят ныне мемуары бывших гитлеровских генералов. Конечно, тогда, двадцать лет назад, они не смели высказываться так открыто, но, чем дольше шла война, тем яснее вырисовывались и для генералов, и для всей фашистской армии признаки близкого и окончательного поражения. И в этом отношении огромную роль сыграла битва на Курской дуге. Она надломила моральный дух нашего врага, и никакие потуги геббельсовской пропаганды уже не могли поднять его.
Вместе с тем моральный дух наших войск неизмеримо возрос. Под Ахтыркой это выразилось, например, в том, что танковый клин фашистов вот уже вторые сутки пробивался через расположение 27-й армии и никак но мог пробиться. Активность ее соединений, в том числе окруженной 166-й стрелковой дивизии, не позволяла немецким танкам вырваться на оперативный простор.
На командный пункт нашего корпуса приехал заместитель командующего армией генерал-майор Г. Ф. Тарасов. Молодой, общительный, энергичный, он располагал к себе с первых же минут знакомства.
Я поделился с ним впечатлениями о поездке в 27-ю армию, доложил, как выполняется приказ командарма о подготовке к наступлению. Тарасов попросил рассказать подробнее о неприятном случае, имевшем место у нас прошлой ночью.
Выполняя довольно простую задачу — ночной марш в назначенный район, командир 8-й дивизии генерал-майор Стенин потерял управление войсками. Началось с того, что при подготовке марша штабы «съели» много лишних часов. Подразделения выступили без предварительной разведки пути. В темноте некоторые командиры приняли за дорогу следы, оставленные случайным транспортом, и проблуждали до рассвета. Оборонительный рубеж не был своевременно подготовлен. Положение исправили только утром с помощью офицеров-операторов корпусного управления.
Стенин перешел на строевую работу недавно. До этого служил начальником тыла в другой армии и, как явствовало из аттестации, справлялся с делом. Он не обладал внешностью и повадками прирожденного командира — что ж, все это можно приобрести со временем. А вот обладает ли командирским характером? Надо надеяться — да. Так мы с Тарасовым рассудили — и ошиблись. Ближайшее же будущее показало, что Владимир Филиппович Стенин оказался не на своем месте…
