Григорий Щедрин - На борту С-56
Я не уставал любоваться своей подводной лодкой. Она была уже совсем готова. Ласкали глаз гладко "зализанные" для обтекаемости легкий корпус, надстройка и ограждение рубки. Сопротивление воде они окажут небольшое, и скорость хода от этого несколько повысится. Очень тщательно продумана схема размещения механизмов внутри лодки — их сравнительно легко будет обслуживать. А верхняя палуба? Это ведь мечта подводника! Широкая, ровная. Плясать можно. При этом не металлическая, а из красивого, правда, дорогого тика. Дерево это тяжелее воды, и в случае повреждений палубы при бомбежке куски дерева всплыть на поверхность моря не могут. Следовательно, врагу будет труднее определить местонахождение лодки. Казалось бы, плавай да радуйся, но не тут-то было. Чтобы сохранить эту палубу, пришлось выдержать "смертный бой" с военными химиками. Они требовали снять ее и заменить стальной, так как в случае попадания на нее стойких отравляющих веществ деревянные части труднее будет дегазировать, чем металл. Напрасно я горячо доказывал, что от самолетов противника обязательно будем погружаться, воевать собираемся под водой, а там для нас не только химия, но и сам черт не страшен. Доводы мои их не убедили. Хорошо, что вовремя подоспела помощь в лице командира дивизиона. Палубу мы отстояли, но уважение химической службы потеряли надолго… Ее представители ушли, ворча себе что-то под нос и пророча мне мучительную смерть от нарывов. "Мрачные личности!" — прошептал им вслед мой единомышленник боцман.
Готовимся к самому ответственному в заводских испытаниях моменту пробному погружению. Этим, кроме герметичности, проверяется остойчивость лодки под водой, ее балластировка и нагрузка.
Если бы на окнах не было затемнения, можно было бы видеть, как поздно горит свет в кабинете начальника конструкторского бюро Соловьева. Вместе с инженером-конструктором Людмилой Васильевной Калачевой он еще и еще раз проверяет все расчеты. Одновременно на лодке инженер-капитан-лейтенант Михаил Исидорович Шаповалов, главстаршина Константин Рыбаков и все краснофлотцы электромеханической боевой части тщательно осматривают каждый забортный клапан.
В бухте лодка приняла главный балласт, ушла под воду и приступила к дифферентовке. Корпус герметичен, в нагрузке просчетов нет. Приводим лодку в такое положение, когда она как бы "висит" на перископе. В момент такого равновесия стоит только опустить перископ, то есть уменьшить на несколько десятков килограммов вес вытесняемой кораблем воды, как вся махина весом более тысячи тонн начнет погружаться. Поднимешь перископ, и лодка начинает всплывать. На бльшую точность трудно и рассчитывать.
Подводное кренование продолжалось несколько часов и потребовало от экипажа и особенно от командира электромеханической боевой части и группы трюмных большого напряжения сил. Ведь пока идут испытания, ни всплывать на поверхность, ни ложиться на грунт не разрешается. Задача нелегкая, если учесть, что ход дать нельзя, а глубина не превышает пятнадцати метров Рабочим и инженерам приходится перемещаться по отсекам И это влечет за собой бесконечные поддифферентовки, для которых используется сжатый воздух.
Пока лодка шла под перископом, я находился в боевой рубке, следил за поверхностью воды в бухте и одновременно за плавучестью лодки. Центральный пост был целиком отдан "на откуп" механику. Он там священнодействовал вместе с Рыбаковым и его группой трюмных. Кроме дифферентовки и кренования, на чем было сосредоточено основное внимание, им приходилось отвлекаться и на другие дела. В центральный пост поступали все доклады о просачивании воды внутрь прочного корпуса, о работе механизмов во всех отсеках, о передвижении людей по лодке. На все нужно было успеть отреагировать, о самом необходимом хотя бы кратко, но точно записать. Справились мы с задачей неплохо, особенно, если учесть, что это было первое наше погружение.
Кренование показало отличные результаты. Решены были и другие вопросы испытаний. Оставаться под водой больше незачем. Даю приказание продуть среднюю балластную цистерну, и вот рубка и палуба показались на поверхности. Вполне разделяю нетерпение курильщиков и вместе с ними мечтаю сделать добрую затяжку. Но подводнику нужно торопиться обдуманно, не спеша. Я нарушил это правило и за это был наказан.
Из-за бесконечного травления сжатого воздуха внутрь корпуса давление его к моменту всплытия намного превышало атмосферное. Чтобы уравнять давление с забортным, на крышке люка есть сравнительно небольшое отверстие — атмосферный клапан. Его-то и следовало открыть раньше, чем люк. Это азбучная истина для подводника. Но бывает, что и азбуку забудешь, особенно, когда долго не был под водой. Так случилось и со мной. Вместо атмосферного клапана я развернул кремальеру крышки люка. Раздалось шипение рвущегося наружу воздуха. Находившихся внизу ударило по барабанным перепонкам так, как это случилось бы, если бы самолет мгновенно приземлился с высоты трех — четырех тысяч метров. Со мною же произошло вообще нечто невообразимое. Наблюдавшие за лодкой с берега могли видеть, как над мостиком сначала появились не фуражка и голова командира, а его ботинки и ноги. Выброшенный устремившимся наружу воздухом, я не упал за борт только потому, что крепко ухватился за ручки кремальеры крышки люка, которая давлением воздуха развернулась на 180 градусов. Никогда до этого, ни после мне не удавалось с такой легкостью выжать стойку на руках. Со стороны это, конечно, было смешное зрелище, но я от неожиданности вначале был ошеломлен, а две вскочившие на голове шишки не располагали к смеху. От моментальной смены давления над люком и в его шахте образовался пар. К счастью, внизу никто не понял, что произошло, а сам я об этом случае рассказывать не стал. Впрочем, огорчение это было мимолетное и не могло омрачить радости за свой корабль, с честью выдержавший первое подводное крещение.
С того дня мы выходили в море почти ежедневно. Заводские испытания шли успешно. Чем больше личный состав познавал свою специальность, тем увереннее обслуживал механизмы, внимательнее и требовательнее относился к работе материальной части. Командиры, старшины и краснофлотцы не мирились даже с незначительными недостатками. Иначе и быть не могло: все понимали, что с этими механизмами нам плавать и в бой идти! К чести заводского коллектива, рабочие нас в этом также поддержали.
С каждым выходом список дефектов, предъявляемых заводу, уменьшался. Наконец наступил день, когда серьезных претензий не осталось. Вместе с заводом доложили о готовности корабля к государственным сдаточным испытаниям. Меня назначили заместителем председателя государственной приемочной комиссии.
