Владимир Мельник - Гончаров
Мало бы мы знали о той атмосфере, которая окружала Гончарова с детства, но важнейшие события семейной жизни Гончаровых, к счастью, оказались зафиксированными в так называемом «Летописце». Написанная московской скорописью рукопись скрыта под переплётом из коричневой кожи, с медной застёжкой и тиснением. В «Летописце» есть запись 1742 года об Иване Ивановиче Гончарове: «Пожалован я из полковых писарей в аудиторы 1738 года июня 28 дня а из аудиторов в порутчики и 1742 году марта 18 дня и порутчицкой патент дан от Военной коллегии». Тут же встречаются и другие по характеру записи вроде: «1764-го года августа против 15-го числа то есть Успения Пресвятыя Богородицы всю нощь был гром велий беспрестанно и молния была беспрестанно». И рядом: «Лета 1768 и 769 годов была с турком война продолжалась даже до 774 году до генваря месяца». А рядом с записью о восхождении на российский престол «царевны Анны Иоанновны» и о моровой язве в Москве помещается загадка, очевидно, сильно поразившая воображение предков Гончарова и выписанная из какого-нибудь старого календаря: «Из Франктфурта от тайного советника Лудольфа получена сия загадка и кто оную отгадает тот имеет получить 4000 битых ефимков которая гласит тако Аз есмь не творец ниже тварь никогда между живыми видиму не буду точне пребываю всегда между умершими я умер но во гробе быть не могу в свете есть первейший член токмо не земля ни же вода не воздух ни же очим но нахождуся между сими элементами по натуре моей якобы в средине я Несмь время и не убываю никогда же». Простодушная чересполосица апокалиптических слухов и наблюдений, государственно значимых событий и более или менее тщательно отслеживаемой семейной хроники. Однако для нас «Летописец» интересен и в другом смысле. Он дает первые документированные сведения о религиозной атмосфере, в которой рос Иван Александрович Гончаров в своей семье.
Будущий писатель родился 6 июня 1812 года. Год был нелегким и надолго запомнился всей России. Французский император Наполеон с «двумянадесять языками» вторгся летом этого года в Россию, едва ли не на следующий день после крещения младенца Ванечки — 12 июня. Народ русский как один встал на защиту Отчизны, удивив своим исполинским духом не только врагов, но и собственного государя. «Нельзя не быть тронутым до слёз, видя дух, оживляющий всех», — писал Александр I.
Император Александр Павлович был первым государем Гончарова. И победитель Наполеона, и автор «Обломова» — оба они видели главный тормоз русской жизни в крепостном праве и его многочисленных следствиях. Гончаров полюбил гуманиста Карамзина, а будущего императора воспитывал полковник Лагарп, «швейцарский республиканец, восторженный, хотя и осторожный поклонник отвлеченных идей французской просветительной философии» (В. О. Ключевский), который «внушал будущему правителю России мысли о могуществе разума, о благе человечества, о природном равенстве людей». И император, и писатель приложили много сил для решения главной проблемы России — крепостничества. А вот что было чуждо Гончарову — это мечтательность и религиозный мистицизм Александра I. Писатель был человеком трезвым и взвешенным, несмотря на весь свой необыкновенный и так до конца дней и не изжитый идеализм. Казалось бы, противоречие? И совсем нет! Начиная с «Обыкновенной истории», даже со своей первой повести «Лихая болесть», Гончаров серьёзно, последовательно, систематически и упорно ищет истину, видя главного своего противника в самообмане, к которому так склонна человеческая природа. Какие только виды самообмана не разоблачал он! Мечтательный романтизм Александра Адуева и сухой расчётливый прагматизм его дядюшки, ленивую созерцательность Ильи Ильича Обломова и дилетантский эстетизм Райского, девический самообман самовлюблённой Ольги Ильинской и гордую самоуверенность Веры! Идеализм Гончарова не был восторженно мечтательным, напротив, он огранял собою самые серьёзные требования к жизни, основанные на любви и долге, которые Гончаров понимал почти религиозно. Это был вполне «трезвый идеализм», на который способны лишь немногие, те, кто действительно пытается уяснить для себя смысл жизни на земле. Может быть, всё дело было в том, что нравственная программа жизни Гончарова произрастала из ясных и строгих принципов православной веры предков, а идеализм Александра I — из внецерковных мистических учений, привнесённых в Россию различными искателями приключений? В столице мистически настроенный царь, мечтавший повернуть русскую жизнь в европейское русло, проводит ряд реформ, которые, однако, мало изменили существующий порядок вещей. В 1803 году он издаёт Указ о вольных хлебопашцах. Теперь крестьяне могли выкупаться на волю по договоренности с помещиками. Однако условия сделки были для «вольных хлебопашцев» столь невыгодными, что своим правом воспользовались менее 0,5 процента крепостных. Император не отступал. В 1816–1819 годах была проведена крестьянская реформа в Прибалтике и подготовлен секретный проект отмены крепостного права в России. В эпоху Александра Павловича вводится либеральный цензурный устав. В 1803–1804 годах проводится реформа народного образования: учиться теперь могли представители всех сословий. Император Александр чувствовал, что стране нужны серьезные учебные заведения: были открыты новые университеты и привилегированные лицеи — Демидовский (в Ярославле) и Царскосельский. Правая рука государя М. М. Сперанский заменил старые петровские коллегии министерствами. В 1811 году были строго разграничены обязанности Сената, Комитета министров и Государственного совета. Наконец, в эпоху Александра совершаются морские путешествия знаменитых русских мореходов, деятельностью которых восхищался совершивший кругосветную экспедицию Гончаров, автор знаменитого произведения «Фрегат «Паллада»».
Когда Наполеон привёл в Россию 600-тысячную армию, русская провинция зашевелилась. Симбиряне, как и прочие, приняли посильное участие в народной войне. В свои имения прибывали из горящей Москвы столбовые дворяне. Многие горожане участили свои паломнические поездки по монастырям. Хотелось услышать: как жить, что будет дальше? Благо что опытных, духовно рассудительных монахов можно было найти и в Саровской пустыни, и в Санаксарском, и в других монастырях Симбирской и Нижегородской губерний. Особенно часто ездили в Саров, где пока ещё в затворе находился иеромонах Серафим.
Далеко был Симбирск от Петербурга и глаз русского императора, поволжский городок жил своей особенной жизнью, выставив в каждом квартале, на крутых приволжских холмах, по огромному храму. Тихо, со скрытой силой, словно волжские воды, катилась провинциальная жизнь. Но и она порою принимала в себя бурливые волны столичного движения. Так устроена жизнь, что всё в ней невидимыми нитями связано. Император Александр I по-своему вошёл в жизнь будущего писателя — и не только тем, что при нём расцвели таланты Карамзина, прямого предшественника Гончарова, а главное — его кумира — Пушкина… В эпоху Александра в России широко распространились масонские ложи, и многие знаменитые масоны проживали именно в Симбирске. Среди них был и Николай Трегубов[17], заменивший Гончарову отца ещё в детстве. В 1822 году Александр I запретил деятельность тайных обществ и масонских лож. Но об этом речь впереди. Вернёмся к 1812 году.
