Валентин Пикуль - Интервью, мысли, записи
— Валентин Саввич, в чем вы сами, как человек, как писатель, испытываете сейчас крайнюю необходимость?
— Чаще всего можно слышать жалобы на нехватку денег, продуктов или путевок в санаторий на летний период. Но я испытываю давний и очень острый дефицит времени. Если бы время, как товар, продавалось в магазинах, я бы не пожалел никаких денег, лишь бы иметь достаточный запас времени для работы. У нас принято много рассуждать о заполнении досуга молодежи, о правильном использовании так называемого «свободного времени». Простите, что же это за поколение, которое неспособно устроить свой досуг, и просит научить их правильно веселиться? И, наконец, откуда берутся люди, обладающие «свободным временем»? Мне все это кажется дикой нелепостью.
— Однако социологи не отрицают же необходимости в жизни каждого человека именно «свободного времени».
— Наши социологи много говорят дельного, но иногда мы слышим от них и немало глупостей. Так, например, они вывели положение, будто искусством могут заниматься все, у кого есть избыток свободного времени. Увы, тунеядцев у нас развелось достаточно, но что-то не видать плодов их творчества. Социологи не понимают простой истины: искусство порождается не потому, что завелось свободное время; напротив, у тех, кто посвятил себя служению искусствам, времени никогда не будет, ибо вся жизнь художника заполнена трудом без остатка.
— Валентин Саввич, а как ваше настроение?
— На подобные вопросы в царском флоте было принято отвечать: «Ничего. Спасибо. Паршиво». Я вижу, что колеса крутятся, а скорость не повышается, речи произносятся, а масло не дешевеет, книг в продаже все больше, а читать нечего. Заранее уверен, что мои ответы не всем придутся по вкусу. Но со мною всегда так было, так и будет: кому-то я нравлюсь, а другие произносят мое имя с зубовным скрежетом.
— Как вы думаете — почему так ?
— А вы почитайте книгу Уистлера «Изящное искусство наживать себе врагов». В ней четко сказано: будь самим собой, не изменяй своим принципам, никогда не притворяйся, не подхалимствуй перед власть имущими, оставайся честным, говори только то, что думаешь, — и враги появятся даже там, где ты их никак не ожидаешь, а критики станут бросаться из-под каждой подворотни, чтобы порвать на тебе последние штаны.
— Вы, я вижу, плохо относитесь к критике ?
— Вообще не понимаю, как из эмоций личного недовольства можно делать высокооплачиваемую профессию? У нас в стране критиков — легион, и все они возникли из пустоты, ибо, сами не умея ничего делать, они кормятся за счет осуждения тех людей, которые делают. В критике у нас многое решает даже не частное мнение самого критика, а вопрос «групповщины». Я как раз прочитываю книгу Сергея Плеханова о писателе Писемском, и вот что было сказано Писемским еще сто лет назад: «Всюду только и читаешь или голословную брань, когда вы не из наших, или пристрастную похвалу, если вы наш; а между тем роман, видимо, все более становится… ближайшим помощником истории. Наши же полоумные критики наперерыв кричат романистам: „Не смейте говорить правды, а лгите и лгите, чтобы не повредить нашим высокоизбранным направлениям!“ К сожалению, эти слова Писемского можно применить и к нашему времени. Писатели зачастую думают не о том, чтобы угодить читателю, а желают лишь угодить критикам, чтобы их не ругали.
— А как вы относитесь к своей профессии?
— Это каторга! День за днем, без воскресений, без отдыха, без праздников, словно проклятый, пишешь роман за романом, словно катаешь тачку за тачкой, и амнистии не предвидится.
— Ну а зачем вам такая жизнь?
— Сам не знаю. Наверное, по русской пословице: взялся за гуж, не говори, что не дюж. А потом, не скрою, я ведь слишком честолюбив: для меня труд — это дело чести. Очевидно, само название вашей газеты тоже обязывает меня затронуть именно тему труда… Так ведь?
— Допустим, что так. Желательно.
— Тогда я начну с лени-матушки. Кто она такая и как с нею бороться? Один не желает работать, так его и палкою не заставишь, другой тоже не хочет, а — работает. В чем тут секрет — сам не пойму. Наверное, в совести. Вы не думайте, что писать романы — это большое удовольствие. Совсем нет! Но иногда я задаюсь одним каверзным вопросом: почему дворяне-писатели, имевшие усадьбы и крепостных, оставили после себя двадцать-тридцать томов сочинений, а мы, дети крестьян и пролетариев, побочных доходов не имеющие, едва-едва сколотим на старости лет пять жалких томиков?
— А вот у вас сколько томов наберется?
— Более двадцати наверняка будет. Но я считаю, что сделал мало, хотя жена и называет меня трудоголиком. Между тем я заставляю себя работать. Даже когда не хочется.
— А как же дело с творческим вдохновением?
— Я его знать не знаю, ведать не ведаю. И ненавижу бытующее у нас затасканное выражение: «вдохновенный творческий труд миллионов». Помилуйте, я вот писатель, а вдохновение мне и не снилось. Какое уж тут вдохновение, если я, даже больной, силою воли принуждаю себя работать? Где уж тут говорить о вдохновении миллионов? Да и нужно ли оно, чтобы копать картошку на огороде или укладывать шпалы? Беда в том, что у нас с детства внушают вредные мысли о радости вдохновенного труда. А надо бы говорить детям иначе: если хочешь иметь в жизни честный кусок хлеба с маслом, так будь любезен — готовь себя к тяжкому, порой неприятному труду. Это необходимо!
— Значит, любой труд вы считаете святой обязанностью?
— Только так, и не иначе. Пора отказаться от шаблонной фразы: «все дороги открыты перед советским человеком». Да в том-то и дело, что не все. Мало ли у нас людей, идущих по утрам на работу с перекошенной рожей, словно они получили повестку явиться к судебному следователю? Идет такой человек в контору, ненавидя контору, тащится на завод, ненавидя этот завод. Вот если бы все любили свое дело! Как прекрасна была бы наша жизнь… Главное — найти верную тропу. А у нас как бывает? Учился человек на инженера или хирурга, а потом оказывается — паршивый инженер, бездарный хирург. Почему у нас все кинулись добывать дипломы? Почему у нас забыли такое дивное слово, как «ремесло»? В самом деле, уж лучше быть хорошим каменщиком, нежели плохим актером, лучше быть отличным скорняком, нежели дурным архитектором. Найти самого себя, отворить двери в свое дело — вот сущее благо для человека!
— А почему вы избрали себе литературный путь?
— Просто мне в юности попалась одна бездарная книга, и я решил, что способен писать лучше. К тому же мне деваться было некуда, все дороги в будущее для меня были перекрыты бюрократическими шлагбаумами.
