Пьер Птифис - Поль Верлен
Дома он стал более послушным. Его любимым занятием было рисование. Все листы его тетрадей были покрыты яркими рисунками, которые он тщательно наносил, а потом стирал — пальцем или языком. «Ах! Каким бы богатым и уважаемым художником я мог бы стать, если бы не бросил эти занятия», — пишет он в «Исповеди»[16].
Когда в 1851 году ему исполнилось семь лет, его отец решил поселиться в Париже. Он там никого не знал, но был уверен, что только в Париже мальчик сможет получить хорошее образование и преуспеть, так как он не сомневался, что его сын окончит военную академию Сен-Сир или Высшую Политехническую Школу и станет когда-нибудь генералом или военным инженером.
Пока не привезли мебель, семья — капитан, его супруга, юная Элиза и Поль — поселились в меблированных комнатах на улице Птит-Экюри в квартале Порт Сен-Дени.
Первое впечатление ребенка от большого города было ужасным: все казалось ему мрачным и уродливым: серые фасады домов, грязные мостовые, тусклый свет, жуткий запах дыма и сточных вод. Куда подевались арденнская зелень и целебный ветер Лотарингии? Прогулка в фиакре немного примирила его со столицей, которую он все же не полюбит никогда[17]. Сколько экипажей, лошадей, омнибусов, громко говорящих и быстро идущих людей! Его поразила одна деталь — вывеска продавца париков у Порт Сен-Мартен, на которой было написано четверостишие — первые в его жизни стихи! — показавшееся ему таким необычным и прелестным, что он его запомнил. Сорок три года спустя он все еще будет помнить его!
Взгляни, прохожий, вот так страсти!
За шею вздернут и поник
Авессалом. Он сей напасти
Мог избежать — когда б носил парик!
Спустя неделю привезли мебель, и семья переехала в Батиньоль, в красивое здание под номером 10 по улице Сен-Луи (сейчас улица Ноле). В «Луизе Леклерк» поэт изобразил Батиньоль своего детства, «квартал для массового заселения, почти без парков и деревьев». Этот квартал находился за городскими укреплениями (присоединен к Парижу лишь в 1860 году), там жили мелкие экономные буржуа, рантье или пенсионеры, главным образом бывшие военные. Почти все они читали «Пти Журналь»[18] и ходили каждое воскресенье на утренний спектакль театра Батиньоль. Это был маленький провинциальный городок, соседствующий со столицей.
Сначала Поля поместили в небольшую частную школу, расположенную на улице Элен, недалеко от дома, куда он и ходил каждое утро с большим портфелем под мышкой. Он научился читать, писать и считать. По вечерам при свете керосиновой лампы мать и «старшая сестра» Элиза помогали ему делать домашние задания и учить уроки, после чего он шел спать. В августе 1852 года именно ему предоставили честь читать басню «Дуб и тростинка» на церемонии вручения наград перед собравшимися во дворе родителями.
Незадолго до этого он впервые узнал, что такое смерть. У директора школы, внешне чем-то напоминавшего Виктора Гюго, умерла дочь. Поль с друзьями присутствовали на похоронах. Тогда он плохо понимал происходящее, но слезы несчастного человека, которого все немного боялись и очень любили, сильно взволновали его.
В декабре 1851 года он испытал другое потрясение. Главной темой разговоров его родителей и их друзей, в особенности офицеров в отставке, с которыми сошелся капитан, был «государственный переворот» принца Луи-Наполеона[19]. На их лицах читаюсь волнение, говорили они шепотом. Что же за страшное бедствие представлял собой этот «государственный переворот», что за катастрофу? Какую угрозу нес он в себе? Когда Поль спрашивал об этом, от него отмахивались: «Вырастешь — узнаешь». Сколько же неизвестного таил в себе мир взрослых!
Поскольку четвертого декабря стояла теплая и сухая погода, г-жа Верлен решила прогуляться с сыном по бульварам. Кое-где поговаривали о волнениях, но, казалось, все было спокойно, по крайней мере, в Батиньоле. На Итальянском бульваре было много народу. Толпа, враждебно настроенная по отношению к Наполеону III, скандировала его прозвище: СОЛ-ДА-ФОН! СОЛ-ДА-ФОН! Кто-то кричал, кто-то свистел. Чуть поодаль группа людей перекрыла движение. Вдруг все громко грянули «Марсельезу», после нее — «Песнь жирондистов». Оказывается, это ужасно весело, — государственный переворот! Для Поля это был настоящий праздник — он пел, приплясывал от радости и кричал со всеми: СОЛ-ДА-ФОН! Но мать заставила его замолчать. Вдруг толпа качнулась назад, кто-то в панике крикнул: «Спасайся кто может!» Прямо на них неслась полиция. Ребенок, испугавшись, прижался к матери, и толпа понесла их к разбитой вдребезги витрине какого-то магазина. Когда полиция расчистила бульвар, г-жа Верлен с сыном побежали в Батиньоль по улицам Сен-Лазар и Бланш. В течение всей своей жизни, как мы это увидим дальше, Поль Верлен будет панически бояться толпы.
После государственного переворота он тяжело заболел — дифтерийная ангина. У него был сильный жар, он пребывал в состоянии, которое сам называл «наслаждение небытием», а иногда ему снились кошмары: из таблицы умножения вылезали чудовища и шли сражаться с супрефектами! Можно представить, как нежно за ним ухаживала мать. Именно тогда зародилась его любовь к ней; несмотря на все раздоры, он сохранит это чувство на всю жизнь. На тот момент эта любовь ограничивалась тем, что он без единого слова глотал самые противные лекарства.
— Нужно будет поместить молодца в пансион, — говорил о сыне капитан. Поскольку его жена предпочитала экстернат, был найден компромисс: он будет на полном пансионе, но не в лицее, а в частной школе, где учеников водят на занятия в разные средние учебные заведения. Так они смогут навещать его каждый день. В школе Ландри, расположенной в доме номер 32 по улице Шапталь, учеников водили либо в коллеж Шапталь, либо в императорский лицей Бонапарта (теперь Кондорсе) на улице Комартен[20]. Эта школа подходила еще и тем, что ее директор, офицер Национальной гвардии в отставке, установил в ней режим самой настоящей казармы. К тому же выпускниками школы были такие люди, как Сент-Бев и инженер де Лаппаран.
— Подумай только, ты будешь удостоен чести носить форму, — сказал отец «молодцу», чтобы подбодрить его.
Мальчик испытывал гордость от того, что с ним разговаривали, как с мужчиной, а поцелуи матери и кузины Элизы, которой тогда было шестнадцать лет, утешили его. Итак, октябрьским вечером 1853 года Поля в возрасте девяти с половиной лет отвели к Ландри. Принявший его воспитатель, не зная, что с ним делать, отправил его в «средний» класс, возвращавшийся из лицея Бонапарта. Этот класс составляли ученики, получившие наказание. В мрачной комнате классный наставник заставлял их читать по слогам имена персонажей «Путешествия в Аид» из «Телемахиды». Скоро зажгли керосиновые лампы. Стало жутко, класс как будто в самом деле спускался в Аид. Поль почувствовал комок в горле и едва не расплакался. Прозвенел звонок к обеду. Ученики, направляясь строем в столовую, толкались, хихикали и издевались над новеньким; никто не захотел с ним говорить. Его посадили к «маленьким» за черный мраморный стол. Перед едой прочитали молитву, после чего им подали жирный суп, вареную говядину с красной фасолью и на десерт — сморщенное зеленое яблоко. В его красивый серебряный стаканчик с выгравированными инициалами налили какой-то пикет[21].
