Пьер Сиприо - Бальзак без маски
И однако, критикуя «царство банкиров» с правых позиций, писатель идет иной раз на явное сближение с крайне левыми. Так, Сиприо показывает, что в начале 30-х годов он находился под несомненным влиянием сен-симонистов, а накануне революции 1848 года пророчествовал о некоей «крестьянской диктатуре» с отменой частной собственности, наподобие коммуны Бабефа. В подобных зигзагах — весь Бальзак.
Да, бесспорно, он был «народным писателем», он любил и отражал в своем творчестве «народ» в широком смысле этого слова. Он подчеркивал, что бедность обездоленных не причина для их третирования, что «способные представители этого класса должны иметь возможность проявить себя». Но при этом Бальзак отличал от народа его низы, «чернь», всю эту бунтарскую неукротимую толпу, безликую разъяренную массу, которая грабит дома и поднимает мятежи. Он не приветствовал современных ему революций и боялся их, как фактора, дестабилизирующего общество. «Три славных дня» июля 1830 года он обозвал «лаем собак в темноте», а к февральской революции 1848 года оказался еще более непримиримым. Сразу же после событий в Париже он писал: «Необходимо проводить безжалостную политику, чтобы государство твердо стояло на ногах. Я, как и прежде, одобряю и тюремные застенки Австрии, и Сибирь, и прочие методы сильной власти…»
«Сильная власть»… Вот, собственно, и ключ к пониманию легитимизма Бальзака. Неприятие беспорядков и мятежей приводило к идеализации авторитарного режима, требованию «сильной руки».
В качестве «классических образцов» Бальзак рассматривал Екатерину Медичи, Робеспьера и Наполеона. Что касается последнего, дело ясное: бонапартизмом страдало все поколение Бальзака. Но вот в отношении Екатерины, эгерии Варфоломеевской ночи… И, в особенности, Робеспьера, этого «исчадия революции»… Впрочем, в Бальзаке ничто не должно удивлять. Вот какие слова вкладывает он в уста Робеспьера: «Политическая свобода, спокойствие нации и даже наука — это подарки судьбы, за которые она требует уплаты налога кровью»… Таков силлогизм революции. Не июльской, породившей ублюдка Луи-Филиппа. И не февральской, результатом которой стало появление жалкой пародии на императора. Нет, той другой, Великой революции, что выковала в своем горниле Робеспьера и Наполеона. Да и самого Бальзака как гениального художника, открывшего необъятную панораму эпохи.
Бальзак увидел, разглядел и отобразил свое время во всех его ипостасях.
«Бальзак знал, что жизнь полна жестокостей, что вмешательство человека в природу не доведет до добра, что общество разделено на выскочек и жертв, но, осуждая многое в человеческой деятельности, он показал, насколько велик человек в своих устремлениях. […] В этом смысле Бальзак, как он сам говорил, принадлежит партии революции, которая является партией Жизни».
Эти заключительные слова Сиприо лучше всего синтезируют поток фактов и мыслей, заключенных в его фундаментальной и такой незаурядной книге.
А. П. ЛЕВАНДОВСКИЙ
БЛЕСК И НИЩЕТА СТРАСТЕЙ
Человек, сошедший в эту могилу, принадлежит к тем редким людям, в последний путь которых провожает общая боль… Господин де Бальзак являлся частью того мощного поколения писателей XIX века, что пришло вслед за падением Наполеоновской империи, подобно тому, как взошло после правления Ришелье блистательное созвездие писателей XVII века, словно в развитии цивилизации существует некая закономерность, в силу которой за владеющими мечом следуют властители умов.
Господин де Бальзак был первым среди великих, лучшим среди лучших. Его романы суть не что иное, как одна огромная книга, живая, яркая, глубокая, в которой приходит и уходит, возвращается, движется и живет поразительная и пугающая, и в то же время небывало реалистичная современная нам действительность; волшебная книга, которую автор нарек «Комедией» и которую с полным правом мог назвать «Историей»…
Виктор ГюгоРоже Пьерро, кропотливо собравшему, расположившему в безупречном хронологическом порядке и прокомментировавшему с глубоким пониманием трех тысяч обнаруженных писем, что сделало личность Бальзака ближе и понятнее для нас, чем для самих современников писателя, — от признательного поклонника, воспользовавшегося следующими публикациями:
Бальзак. Переписка. В пяти томах. Издательство Гарнье.Письма Бальзака мадам Ганской.
В двух томах. Издательство Робер Лаффон.
Жан А. Дюкурно. Календарь Бальзака // Этюды о Бальзаке 1952–1960. Год Бальзака 1960–1979. Издательство Гарнье.
П. С.
ЧТО СКОЛЬКО СТОИЛО
«Увы, приходится признать, что я — прорва», — писал Бальзак Еве Ганской.
Даже имея за плечами тридцать лет литературного труда, Бальзак не прекращал писать ради заработка. «Сколько заботы о деньгах!» — воскликнет по этому поводу Флобер в 1876 году.
После краха своей типографии в августе 1828 года, задолжав более 500 тысяч франков, Бальзак продолжал жить широко, с некоторым даже блеском в расчете, видимо, на «взаимные» или, как их называли, «бронзовые» векселя. Он договаривался с издателями и главными редакторами журналов насчет романов и новелл. Тем не менее рукопись, подлежащую сдаче в определенный срок, ему случалось задерживать, а иногда он мог даже отказаться от издания книги, оплаченной авансом.
Начиная с 1833 года, одновременно с работой над «Этюдами о нравственности XIX века», Бальзак завершил разработку системы продажи рукописей, которая позволяла ему объединять в некое целое произведения, издававшиеся ранее, с теми, которые еще только замышлялись. Он начал перепродавать различным издателям свои таким образом дополненные труды. Эти следующие друг за другом серии привели к подписанию крупного контракта с издателями Фурном, Этцелем, Поленом и Дюбоше, предполагавшим публикацию «Человеческой комедии», проект которой был подготовлен Бальзаком в январе 1840 года.
«Будучи продуктом своего времени, я с уважением отношусь к деньгам», — скажет Бальзак устами одного из своих персонажей. Романы с продолжением в ежедневных газетах приносили Эжену Сю и Александру Дюма до ста тысяч франков в год. Бальзак стремился получать столько же, но и в самые благоприятные годы его доход едва ли достигал такой цифры. Он жил как стесненный в средствах богач, то ли потому что тратил больше, чем зарабатывал, то ли потому что с 1846 года занялся обустройством и меблировкой дома на улице Фортюне, приобретенного за 50 тысяч франков, который с учетом произведенных работ обошелся в 500 тысяч.
