Владимир Федюк - Керенский
Любители мистических совпадений вспомнили бы и то, что Керенский и Ленин родились не только в одном городе, но и в один и тот же день. Действительно, те из читателей, кто состоял в пионерах, должны хорошо помнить день рождения Ленина — 22 апреля. Но дело в том, что в советское время день рождения вождя праздновали по новому стилю. По принятому же в XIX веке григорианскому календарю это было 10 апреля; Керенский же родился именно 22-го числа. Однако главное, конечно, не в двенадцати днях, а в одиннадцати годах, разделивших рождение Ленина и Керенского: первый был на одиннадцать лет старше.
Вот их отцы были знакомы хорошо. Илья Николаевич Ульянов был инспектором народных училищ, то есть работал в той же сфере, что и Федор Михайлович Керенский. Они не раз бывали друг у друга в гостях. Не исключено, что Владимир Ульянов и Саша Керенский могли сталкиваться друг с другом, но слишком велика была разница в возрасте, и потому ни тот ни другой не запомнили этих встреч.
Существует единственное, при этом весьма сомнительное свидетельство того, что Керенский знал Владимира Ульянова по Симбирску. Много лет спустя, уже в Соединенных Штатах, польский журналист Александр Минковский оказался в гостях у бывшего российского премьера. В беседе Минковский не удержался от вопроса о Ленине.
Вы учились с Ульяновым в одной гимназии и могли быть с ним знакомы, спорить друг с другом…
Вовсе нет, — холодно оборвал собеседника Керенский. — Он старше меня. Знаю только, что нравился девочкам, хотя был и невысокого роста, но красивый. Две соплячки — мои сверстницы — были влюблены в него… Мне никогда этого не понять. Почему народ пошел за ним?.. Типичный интеллигент, воспитанный матерью в духе старой немецкой культуры. Ему постоянно приходилось укрываться за границей… Что в нем было такого, что позволило ему повести за собой массы?[15]
Правда в этом рассказе то, что Керенский в эмиграции действительно постоянно думал о причинах своей неудачи и прихода к власти большевиков. В остальном этот разговор, видимо, придуман Минковским. Слишком подозрительно выглядит история с влюбленными подружками. В молодости одиннадцать лет — расстояние непреодолимое. Невозможно представить, чтобы девочки дошкольного возраста влюбились в семнадцатилетнего юношу, который в их представлениях был безнадежно взрослым. Керенский и Ленин в то время «прошли рядом», не заметив друг друга. Удивительное дело — столкнувшись в семнадцатом году, когда тот и другой стали символами противоборствующих начал, они так никогда и не встретились лично.
Впрочем, фамилию Ульянов Керенский в самом деле запомнил с детства. В мае 1887 года в Симбирск пришло известие о казни Александра Ульянова. Как известно, старший брат Ленина принимал участие в неудавшейся попытке покушения на Александра III и за это был приговорен к повешению. В маленьком Симбирске страшная весть распространилась со скоростью молнии. В семье Керенских не могли не говорить об этом, поскольку Александр Ульянов окончил гимназию, где директорствовал Керенский-старший, а его брат Владимир как раз сдавал выпускные экзамены. Взрослые были не в силах сдержать своих чувств даже в присутствии детей. Можно представить, как прислушивался к этим разговорам шестилетний Саша, только что вставший на ноги после долгой болезни.
Позднее Керенский вспоминал: «Хотя Александр Ульянов был связан с моей жизнью лишь косвенно, в детском воображении он оставил неизгладимый след, не как личность, а как некая зловещая угроза. При одном упоминании его имени в моем сознании сразу же возникала картина мчащейся по ночному городу таинственной кареты с опущенными зелеными шторками…»[16]
В бытность Керенского премьер-министром революционной России его многочисленные биографы пытались создать образ человека, самой судьбою предназначенного на роль народного трибуна. В ход при этом шли параллели весьма сомнительного свойства. «Первый вздох А. Ф. Керенского почти совпал с последним вздохом великих борцов за свободу — народовольцев Софьи Перовской, Андрея Желябова, Тимофея Михайлова, Кибальчича и Рысакова, задушенных по приказанию Александра III на Семеновской площади. Первые его детские движения, первый детский лепет почти совпали с последними движениями, последним лепетом испуганной России».[17] Подобные заявления потом давали повод советским историкам ехидно проходиться по адресу «революционера с пеленок».
Конечно, революционером в шесть лет Керенский не стал. Однако вполне можно поверить в то, что судьба Александра Ульянова действительно повлияла на его политический выбор. Такие страшные воспоминания остаются в памяти навсегда, особенно если речь идет о ребенке. Подражание героям, отдавшим жизнь за свободу народа, традиционно было одним из главных мотивов, приводивших молодежь в ряды революционного подполья. Это действовало и в случаях, когда казненные герои оставались сугубо книжными персонажами. Что уж говорить о нашей ситуации, когда Керенский должен был ощущать личную причастность к одному из самых ярких эпизодов истории революционного движения.
Владимир Ульянов, в свою очередь, должен был хорошо запомнить фамилию Керенского. Именно Федор Михайлович Керенский — директор гимназии, которую заканчивал младший Ульянов, — открыл ему дорогу в жизнь. Как уже говорилось, известие о казни Александра Ульянова пришло в Симбирск в те дни, когда Владимир сдавал выпускные экзамены. В аттестате Владимира Ульянова стояло 17 «пятерок» и одна «четверка» — по логике, которую гимназистам преподавал сам директор. Это вполне могло стать поводом для отказа в золотой медали, тем более в отношении брата государственного преступника. Тем не менее педагогический совет, в котором председательствовал Керенский-старший, единогласно постановил наградить Владимира Ульянова золотой медалью.
Месяц спустя Владимир Ульянов подал прошение о зачислении его на юридический факультет Казанского университета. Однако для руководства университета не были тайной родственные связи автора заявления с казненным террористом. Решение было отсрочено, и в Симбирск отослан дополнительный запрос. Федор Михайлович Керенский дал своему выпускнику самую блестящую характеристику: «Ни в гимназии, ни вне ее не было замечено за Ульяновым ни одного случая, когда бы он словом или делом вызвал в начальствующих и преподавателях гимназии непохвальное о себе мнение. За обучением и нравственным развитием Ульянова всегда тщательно наблюдали родители… В основе воспитания лежали религия и разумная дисциплина».[18] В результате Владимир Ульянов был принят в число студентов.
