А. Никонов - Шарль-Луи Монтескье. Его жизнь, научная и летературная деятельность
Худой, невысокого роста, с живым взглядом, с насмешливой улыбкой на устах, он не был особенно красив, но зато отличался изяществом всей фигуры, каждой черты лица и редкой правильностью профиля. Разговор его был образен, жив, остроумен. Он пересыпал его при случае колкими и едкими замечаниями, веселыми шутками, необыкновенными сравнениями, смелыми парадоксами.
В 1713 году умер отец Монтескье, и дядя, ставший его опекуном, чисто по-римски понял свои обязанности и постарался как можно скорее женить племянника на девушке с хорошим приданым и определить его на службу в парламент, пока в качестве члена. Дядя деятельно подыскивал невесту для Монтескье и остановил свой благосклонный выбор на Жанне Лартиг. Это была безобразная, хромая девушка, обладавшая зато солидным приданым, заключавшимся в ста тысячах ливров денег и в наследственных правах на поместье ее отца – Клерак.
Брак Монтескье едва не расстроился, так как невеста была ревностной кальвинисткой, а после отмены Нантского эдикта не только потомство от браков кальвинистов с католиками считалось незаконным, но и самый факт принадлежности к запрещенной религии рассматривался как уголовное преступление. Об обращении невесты в католичество не могло быть и речи. Пришлось обойти закон, что удалось сделать без труда, так как католическому священнику, венчавшему Монтескье, не пришло и в голову осведомляться о вероисповедании невесты. Состоялся брак 30 апреля 1715 года без всякой торжественности всего при двух свидетелях, из которых один едва умел расписаться в церковной книге.
Монтескье, по свидетельству его друзей, никогда не любил своей жены. В семье он искал только продолжения своего рода. Но его семейная жизнь шла тихо и покойно, может быть, благодаря бесцветности и покорности жены, примирившейся со своим положением и переносившей, по-видимому, довольно хладнокровно неоднократные измены супружеской верности со стороны Монтескье, о которых она не могла не знать.
В «Духе законов» мы находим его взгляды на брак. «Девушки, для которых только с браком открываются удовольствия и свобода, – говорит он, – которые обладают умом, не осмеливающимся думать, сердцем, не смеющим чувствовать, ушами, не смеющими слышать, и глазами, не смеющими видеть, – достаточно расположены к браку; но юношей к нему приходится побуждать. Так как роскошь монархии делает брак дорогим и обременительным, то побуждением к нему должно служить богатство, которое могут принести с собою жены, и надежды на потомство».
Надежды Монтескье на потомство оправдались очень скоро, и через год после женитьбы у него родился сын.
Глава II. Начало литературной деятельности и «Персидские письма»
Монтескье – президент парламента. – Бордосская академия. – Первые труды Монтескье. – «Персидские письма». – Состояние Франции во время выхода их в свет. – Их значение и содержание. – Отношение к «Персидским письмам» автора, общества и властей.
В 1716 году, как уже сказано в начале первой главы, умер дядя Монтескье, и он двадцатисемилетним юношей занял видное положение президента парламента. О том, как ценилась эта должность и как ее добивались, можно судить до известной степени по громадности цены, за какую она покупалась: а цена ее колебалась от пятисот тысяч до миллиона ливров.
Монтескье вначале ревностно принялся за исполнение своих новых обязанностей, тем более, что после смерти Людовика XIV парламенты подняли головы, надеясь вернуть свое прежнее значение и освященное историей право делать королю представления о неудобствах изданных им ордонансов, благодаря которому они пользовались прежде известным политическим значением.
Вскоре, однако, абсолютизм, даже в лице Филиппа Орлеанского, восторжествовал над парламентской оппозицией, – и парижский парламент в полном составе был выслан в провинцию. Может быть, этим отчасти можно объяснить дальнейшее охлаждение Монтескье к своей служебной деятельности, так как он ценил значение привилегированной и наследственной магистратуры именно постольку, поскольку она была независима и представляла собою посредствующую власть, способную защитить граждан монархии от произвола и беззакония.
Но были, конечно, и другие причины. Прежде всего, по самому своему характеру Монтескье никогда не мог сделаться настоящим чиновником и крючкотвором. Парламентские акты и протоколы представляли чересчур сухую пищу для его беспокойной любознательности. Он сам жаловался, что его удручают бесконечные и бесцельные формальности парламентской процедуры того времени.
Поэтому естественно, что Монтескье искал иной деятельности и находил большее удовлетворение, принимая живое участие в трудах Бордосской академии, членом которой он был избран в том же 1716 году.
Но, тем не менее, он добросовестно исполнял свои обязанности по парламентской службе, и даже в особенно трудных случаях именно ему парламент поручал дело. Так, например, в 1722 году вино, вывозимое из Гиени, было обложено очень высокой пошлиной, которая грозила подорвать виноделие в провинции. Находя эту пошлину вредной для интересов подведомственного ему округа, бордосский парламент решил воспользоваться древним правом заявлять королям о неудобствах новых законов и, хотя королевская власть не желала признавать этого права, отправил Монтескье в Париж с целью добиться отмены только что введенной пошлины. Монтескье добился аудиенции у регента, убедил его в справедливости заявлений парламента, – и пошлина была значительно снижена.
Успехи, сделанные в начале XVIII века естествознанием, – главным образом, величественные открытия Ньютона, – сделали занятия этой отраслью наук положительно модными. Не только академии и ученые общества, но просто образованные люди и даже дамы бросились смотреть в телескоп, собирать всевозможные коллекции, ботанизировать, измерять и взвешивать все окружающее. Бордосская академия не составляла исключения; также поддался общему увлечению и Монтескье. Он занимался по очереди чуть ли не всеми отраслями естественных наук и написал для академии массу докладов, из которых большинство блещет остроумием, смелыми парадоксами, поражает обилием гипотез, но, тем не менее, в научном смысле мало чем отличается от подобных же докладов его бордосских коллег, канувших в лету вместе со своими произведениями. Стоит только перечислить заглавия работ Монтескье этого времени, чтобы понять, что они не могли представлять из себя чего-нибудь особенно ценного. Действительно, он писал «Рассуждение о системе идей», «Исследование о сущности болезней вообще», «О причинах эха», «О политике римлян в области религии», «О тяжести», «О приливах и отливах», «Замечания о естественной истории», «О прозрачности тел» и т. д. Очевидно, что его беспокойная любознательность искала выхода, старалась найти для себя подходящую почву. Он бросался из стороны в сторону, хватался за все, что попадалось под руку, но ни на чем не мог остановиться. Казалось бы, подобная работа должна вредно отозваться на человеке, сделать из него верхогляда и неисправимого дилетанта. Но гений из всего умеет извлечь из себя пользу, – и Монтескье вынес из этих занятий уменье наблюдать и систематизировать факты, собирать необходимые данные. Из всего написанного им за это время наибольшее значение имеет небольшое рассуждение «О политике римлян в области религии». В нем Монтескье уже выказывает всю глубину своего понимания истории Рима; здесь он – в своей сфере, и на этот его небольшой труд можно смотреть как на первую попытку оценки римской политики, как на предтечу «Размышлений о причинах величия и падения римлян».
