Хенрик Хинц - Гуго Коллонтай
В новейших исторических исследованиях доказательно сформулировано положение о влиянии движения социниан, связанного с польской Реформацией, на европейскую просветительскую идеологию (см. 73). Идеология толерантности (веротерпимости) и религиозный рационализм, выработанные в социнианском кругу «польских братьев»[7], явились живительным и плодотворным звеном того движения мысли и идей, отражением которого была религиозная и светская идеология просветительского деизма. Толерантность и рационализм, «рожденные в сарматских болотах», как писал в XVII в. один французский иезуит, стали известным и животворным наследием европейской мысли от Локка до Вольтера[8]. Только в Польше о них не было ничего известно. Даже наиболее образованные люди не могли при исследовании извлечь о социнианах элементарных сведений. А ведь от момента последнего изгнания ариан из Польши их отделяло не многим более столетия.
Красноречивым свидетельством разрыва связи с этой ценной традицией является тот факт, что еще в 80-х годах XVIII в. Коллонтай, бывший в то время ректором Краковской академии, эрудит, получивший основательное образование, признает свое невежество в вопросе о польских социнианах. Собирая материал о возникновении системы образования в Польше, он постоянно обращался к своему секретарю с просьбой, чтобы тот собрал ему хотя бы элементарные сведения по этому вопросу. Вот таким парадоксальным образом достижение польской Реформации, давшее плоды в Западной Европе, в Польше было отвергнуто и забыто.
Наиболее заметным выражением этого застоя польской культуры был разрыв связей с западноевропейской наукой и философией. Философия и науки в Польше того времени разрабатывались по схеме архаического средневекового мышления (iuxta mentem divi Thomae). Прогрессивная европейская мысль — Галилей, Декарт, Ньютон, Лейбниц, Локк — была буквально исключена из умственных горизонтов польской культуры. Польская национальная культура под влиянием контрреформации и иезуитизма стала захолустной и провинциальной, лишенной универсальных ценностей европейского гуманизма. Эта захолустность, парадоксально переплетенная с иезуитским космополитизмом, накладывала характерный отпечаток на литературную и научную продукцию, создававшуюся в предшествовавший польскому Просвещению период.
В этой ситуации становится понятным, почему представители Просвещения будут так остро переживать сознание противоречивости своей эпохи. Между состоянием депрессии национальной культуры, которое они застали, и видением ими новой культуры разверзлась пропасть, исключающая в их глазах какую бы то ни было преемственность. Времена контрреформации нанесли, по их мнению, невосполнимый ущерб непрерывному развитию национальной культуры. Необходимо было все начинать заново, обращаясь к достойным продолжения традициям, уходящим в глубь веков вплоть до Ренессанса. Тадеуш Микульский, видный представитель эпохи Просвещения, писал: «Ренессанс предстает для станиславовского поколения прозрачным и выразительным, обладающим сильным идейным значением. Ренессанс создает светскую идеологию в жизни и мышлении, а в элементы культуры он пытается внести подобное современному отношение рационалистической критики либо одобрения. Так возникает — причем уже в раннем Просвещении — прочная связь: творчество Просвещения приобретает осознание того, что оно продолжает дело Ренессанса» (72, 159). Следовательно, не случайно Коллонтай для собственной концепции науки и программы ее развития будет искать опору в лучших достижениях польской науки эпохи Возрождения, и прежде всего в коперникианской традиции.
Сегодня с расстояния двух столетий эта проблема непрерывности традиции в развитии национальной культуры оказывается более сложной, чем считали сами польские просветители. Однако ограничимся попыткой воспроизвести их видение саксонской традиции, добавив, что в настоящее время, естественно, видно значительно больше элементов непрерывности и продолжения между «саскими временами» и эпохой польского Просвещения, чем это могли заметить мыслители последней (см. 86).
В любом случае Коллонтай так же высоко ценил тех представителей последнего двадцатилетия саксонского периода, которые стремились возродить науку и просвещение. Действительно, примерно в середине XVIII в. начинаются заметные изменения в лучшую сторону. Все чаще возникают явления, свидетельствующие о том, что польская культура стала выходить из застоя и упадка. Как в области просвещения, так и в науке процессы обновления на практике начались прежде всего в училище Collegium N0bilium[9], основанном Станиславом Конарским в Варшаве в 1740 г. Создание этого пиарского[10] училища положило начало обновлению всей системы просвещения, к которому вынуждены были присоединиться, по крайней мере частично, также и иезуиты. Несколько позднее важным событием в этой области стало основание Станиславом Августом Рыцарской школы также в Варшаве (1766 г.). Реформы принесли обновление методов и содержания обучения (экспериментальная физика, новая история, польский язык, современные иностранные языки и т. д., а также новая программа воспитания молодежи в гражданском и патриотическом духе). Однако наиболее основательный перелом в просвещении, а также в высшем образовании была призвана совершить только Эдукационная комиссия.
Наряду с преобразованиями в области просвещения в 60-х годах появляются публикации, в которых имелись первые наметки новой концепции науки, нанесшие значительный урон обветшавшей схоластике, продолжавшей господствовать в системе среднего и высшего образования. Прежде всего в этой связи необходимо отметить два новых учебника по физике. Автором одного из них — «Физика, подтверждаемая опытами» (1764) — был профессор философии и математики в пиарском училище Самуэль Хрусцковский, а второго — «Опыты над чувственными вещами» (1765–1770) — Юзеф Рогалинский, преподаватель экспериментальной физики в иезуитской коллегии в Познани. Оба этих автора порывают со схоластической программой физики как части философии, являвшейся по своей сути спекулятивной метафизикой. Отбросив чисто вербальную и полностью бесполезную спекуляцию, опиравшуюся на философию Фомы Аквинского, названные авторы обращаются к проблемам, которые вставали в процессе наблюдения и эксперимента. Само решение этих проблем они также основывают на эксперименте. Их учебники были первой попыткой установления контакта с новой наукой. Они вводили в польскую культуру то новое течение современной им методологии наук, которое берет начало от Галилея и Ньютона (см. 86, 125–128).
