Виктор Фомин - Семь бед (рассказы)
Так мы и жили, день за днем. Заглянешь бывало в календарь - мама родная, как же еще долго и много служить! А потом как-то незаметно и сразу все кончилось. Просто одним прекрасным утром мы прибежали с зарядки и старшина, глянув на часы, сказал:
- Сегодня мы опять шестерочку за двадцать восемь минут проскакали, но так как после завтрака мандатная комиссия, качаться не пойдем. Приведите себя в лучший вид, чтоб сияли, как новый гривенник.
И тогда я наконец-то осознал, что во мне теперь 65 кг сухих мускулов и крепких костей, в голове - целая куча намертво вбитых новых знаний, на плечах - погоны сержанта, а на гимнастерке - знаки "Воин-спортсмен II степени", "Специалист III класса" и "Инструктор по рукопашному бою". Батюшки, а учебка-то кончилась! Надо же, а вроде только вчера все начиналось, куда же делись эти шесть месяцев?
Когда я вошел на слабых ногах в класс, где заседали вершители судеб и дрожащим голосом проблеял: "Курс... сержант такой-то за получением направления прибыл", - молился всем богам, лишь бы только не оставили курсовым в учебке, лишь бы на границу! Какая же это жизнь, курсантов гонять? Нет, мне бы настоящего дела, чтоб с романтикой, да побольше, побольше!
- Как вы знаете, товарищ сержант, - сказал начальник заставы, отличники имеют право на выбор при распределении. У вас есть возможность остаться курсовым командиром отделения или выбрать любой округ. Но в связи с тем, что N-ский линейный отряд нашего округа в этом году сдает московскую проверку, а нас просили откомандировать туда лучших специалистов, мы хотим предложить вам службу в этом отряде. Вы не возражаете против службы в Приморье? Можете отказаться.
Отказаться?! Да что я, больной? Тут же на тарелочке с голубой каймой преподносят все чудеса, о которых простой смертный и мечтать не смеет: и московская проверка, и прославленный отряд, рекордсмен по числу задерживаемых нарушителей, и собачий климат с воздухом, в котором воды больше, чем кислорода, и сопки, и море, и абсолютно сумасшедшая природа, и еще черт знает какие радости. Конечно, я согласился не раздумывая.
Через неделю мы, безмерно счастливые отличники, ехали в поезде, полностью повторяя путь призывников: с ощущениями кота в мешке, с очередным молчаливым сопровождающим, с универсальным ответом на все вопросы "Доедем увидите", с тревогой и надеждой в сердце, и совершенно не представляя, что же нас там ждет...
НОЧНАЯ СРАБОТКА
Все началось, как обычно: легкое потряхивание за плечо, тихий голос дежурного:
- Вставай, поехали.
Открыл глаза, увидел знакомый до тошноты контур Сашки Чиркова, получившего беззатейное прозвище Чирок. Cлабо освещенное дурацким зелено-синим дежурным светом, усталое лицо Чирка здорово смахивало на маску злодея из плохой постановки. Прохрипел ему сонным голосом:
- Какой?
Чирок ответил, как и положено отрицательному персонажу, не оставляя надежды на спасение:
- Второй, а тебе бы хотелось на ворота?
Второй участок был почти самым дальним из охраняемых нашей заставой, а ворота - одним из ближних. Мне хотелось спать и не ехать никуда вообще, но выбора не было.
В углу напротив возились, обувая непросохшие сапоги, водитель машины и водитель собаки. Получалось у них не очень хорошо, судя по тому, как злобно пыхтел Семка Шурупов, и тихо ругался, поминая нехорошими словами пограничную романтику, китайцев и свою нелегкую собачью жизнь Шуня, он же Игорь Елагин, он же Акбар. Так уж повелось, что на заставе почти все имели свои прозвища, кто профессиональные (как, например, я - комтех, командир технического отделения), кто просто прилипшие. У Елагина таковых было два - по кличке его служебной собаки Акбар и по внешнему виду - Шуня; видимо, тот, кто прилепил ему это имечко, прочитал иллюстрированную книжку про Алису Селезневу, где нарисованный инопланетянин Шуня был удивительно похож на многострадального Игоря Елагина.
Я стряхнул остатки сна, вскочил и начал быстро одеваться, краем глаза наблюдая за остальными членами тревожной группы. По сборам я был чемпион, сказывались ежесуточные назначения в тревожку. Обычно мне удавалось полностью взнуздаться до того, как остальные, спавшие, как положено по Уставу, одетыми, не торопясь обуются. В этот раз рекорд установлен не был, и я выскочил в дежурную комнату за оружием в числе последних. В общем, мы храбро мчались по направлению к сработавшему участку сигнализации через три минуты после получения сигнала, что было очень даже здорово, если не принимать во внимание зверского желания спать, обрушившегося на всех сразу после погрузки в кузов нашего абсолютно нового грузовика ГАЗ-66, который, похоже, помнил еще нашествие Мамая.
В этот выезд тревожная группа была, как обычно, не в полном составе из-за нехватки людей после увольнения дембелей в запас и всеобщей измотанности народа. Собралось нас всего шестеро: я, Шуня, Захар из моего отделения с автоматной фамилией Калашников, храбрый водитель Шуруп и начальник заставы. Шестым был пожилой пес Акбар, который почему-то не выражал обычной радости поездке, а, грустно свесив уши, лежал на подстеленном заботливым Шуней старом ватнике и смотрел куда-то в пустоту. Неверный свет кузовного плафона слабо освещал усталые лица ребят. Все были измучены, на каждого солдата приходилось в последнее время по 12-14 часов службы в сутки, на сержанта - по 16-18. Полное занудство и ничего интересного.
Да еще зверье со своей предзимней беготней хлопот добавляет: то медведи снуют туда-сюда, места для берлог разыскивают, то олени в стада сбиваются, то вечно беспокойные кабаны... В общем, всякие божьи твари бегают по своим звериным делам и постоянно норовят залезть в сигнализацию. А мы по каждой сработке - "В ружье!" и вперед. Сегодня ночью это был первый выезд, но зато накануне спать почти не удалось - участки срабатывали один за другим с занудной периодичностью; набегались так, что к середине ночи пришлось поменять почти всех в тревожной группе, остались только я и начальник, да и то потому, что нам деваться некуда. Когда садились в машину, начальник глянул на меня красными воспаленными глазами и невесело пошутил:
- Приятно чувствовать себя незаменимым.
Судя по всему, у меня видок был еще тот, наверное, в гроб краше кладут.
Сквозь заднее стекло кабины мне было видно, как он пытается не заснуть, сидя в тепле: то трет лицо, то старается рассмотреть в боковое стекло мелькающую в прыгающем свете фар контрольно-следовую полосу. Шуруп тоже старается за себя и за начальника - видно, как шевелятся губы, значит болтает без умолку. Понятное дело, отвлекается от сна, в конечном итоге, за наши жизни в дороге он отвечает. Уснет - всем хана, дорожки-то у нас жуть какие: то в гору, то с горы - на каждом фланге по перевалу. Спать хочется жутко, ребятки все уже дрыхнут, даже Акбар задремал. Ничто не помогает - ни холодный ветер, забирающийся под тент, ни тряска машины на бесконечных камнях и ухабах. Но нельзя. Хотя бы кто-то один должен бодрствовать, не дай Бог на перевале выбьет передачу - все, пиши пропало, будет, как в прошлый раз. В конце подъема выбило скорость, а кручи такие, что грузовичишка наш на первой пониженной передаче, да с двумя ведущими мостами еле спускается, не то что в гору идет. Тормозами машину не удержать, бесполезно. Шуруп с криком: "Прыгайте!" из кабины выскочил и под переднее колесо лег, вместо тормозной колодки. Спас он тогда нас. Пока машина через него перелезала, да скорость набирала, все повыскакивали. Мне только слегка не повезло - пес Задор заартачился, не выпрыгнул сразу за хозяином, так что пока я его выбросил, да оружие схватил, скорость уже была километров 50 в час. В общем, приземлился не совсем удачно. Так и поехали в госпиталь вдвоем с Шурупом он с трещинами ребер, а я с кучей вывихов.
