Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны
Ворожбиев потопал было в санчасть за таблеткой от головной боли, но его догнал вестовой.
- Вас срочно на капэ!
Перед столом командира неуклюже торчал присланный недавно с пополнением молодой летчик - сержант Иван Жуков. Выглядел он подростком. Барабоев, постукивая карандашом по столешнице, иронически разглядывал сержанта.
- А ты точь-в-точь Ванька Жуков из чеховского рассказа... Ну, куда тебя такого? Разве что на деревню дедушке.
- У меня, товарищ майор, по технике пилотирования круглая "пятерка". И по штурманской "пятерка", - возражал Жуков, краснея.
- Твои "пятерки" для каптерки, - тянул свое майор, но, увидев входящего Михаила, построжел: - Приказ дивизии - перегнать два "ила" с соседнего аэродрома в Сталинград. Ответственный вы, товарищ Ворожбиев. У вас в прошлом... м-м... весьма солидный налет по маршрутам... если судить по летной книжке... Лететь в состоянии?
Михаила покоробил пренебрежительный тон, но вида он не показал, заверил спокойно, что готов выполнить задание.
Пока выписывали полетные документы, пришла шифровка: всем немедленно перебазироваться за Дон, на площадку возле станицы Мечетинской.
- Из Сталинграда будет ближе в полк возвращаться, - сказал Жуков. - Мечетинская вот где, без карты можно добраться.
- Гм... Видать, в стратегии ты дока. Район, что подальше от фронта, назубок знаешь, - хмыкнул Михаил.
До Сталинграда лететь, часа полтора. Под крылом ритмически проскакивают пологие холмы, пятна солончаков, поросших седой колючкой, зеленые полоски кукурузы. Сверху земля - словно тряпка, о которую маляры вытирали кисти. Призем-лились на аэродроме Гумрак, где ремонтные мастерские. Пошли сдавать документы, заодно решили узнать, нет ли воздушной оказии в сторону Ростова - оттуда до Мечетки рукой подать.
В дверях канцелярии столкнулись с двумя женщинами.
- Дуся, гля, откуда они, такие страшненькие?
- Ма-а-амочки, и то правда... А этот, а? - показала на Михаила. - Не иначе- сто котов его царапали. Бедняжка...
- А ты, сынок, чего? Неужто и тебя мама на войну пустила?
- Он детдомовский, - определила уверенно Дуся.
- Сама ты с базара! - обиделся Жуков.
- Вот видишь, и полялякали по душам с защитничками, - вздохнула деланно Дуся и шевельнула плечами, уступая дорогу летчикам. Но Михаил с места не двинулся, повел сторожко головой, прислушиваясь. Женщины глядели удивленно. "Что это?" - было написано на их лицах. Сквозь толстое перекрытие проникал незнако-мый гул с подвывом.
- Та-а-ак... - протянул Михаил. - Похоже, "Юнкерсы". - Он верил себе и не верил, как-никак, а Сталинград далековато от линии фронта. Но все уже бежали в укрытие...
В чистом небе плыл плотный строй бомбардировщиков, по нему неистово палили крупнокалиберные зенитки. Стреляли кучно, мощными залпами, но шестерки "Юнкерсов" неуклонно приближались. На железнодорожной станции тревожно гудели паровозы, выли пронзительно сирены. В какой-то момент огонь потерял четкость, стал беспорядочнее и гуще. Небо стало похожим на серые смушки. Михаилу, неплохо умевшему стрелять по наземным и воздушным целям, казалось непостижимым, как умудряются наводчики видеть цели, засекать разрывы своих снарядов и корректировать их, А командиры орудий? Как успевают рассчитывать все и подавать команды артиллерийской прислуге?
Падающих бомб не видно, слышен лишь нарастающий свист и грозовой грохот...
Я, в начале войны молодой летчик, очень тогда интересовался, чем объяснить совершенно различное восприятие бомбежек людьми одинаковыми, казалось бы, по характеру, воспитанию, общему развитию, образованию? Почему вероятную смерть каждый встречает по-своему? Некоторые даже мыться переставали на фронте. А махра? Я сам был свидетелем: один тип, скуластый такой, выкурил за время небольшого авианалета целую пачку. Правда! Видимо, все же восприятие бомбежек сугубо индивидуально.
Всего одна бомба упала на Гумрак, но, видать, серьезная.
- Шальная какая-то! - проорал Жуков на ухо Михаилу.
- Шальная... Ты посмотри, куда она вмазала! - скривился Михаил. Оставив убежище, он глядел в хвост отбомбившимся немцам. "Юнкерсы" уходили на северо--запад, а на месте ремонтных мастерских, куда они с Жуковым доставили свои самолеты, дымились развалины.
- Что же теперь делать, дядя Миша?
- Да, обезлошадели окончательно, - молвил Ворожбиев в досаде, продолжая глядеть в сторону завода "Красный Октябрь". Там что-то рвалось, бурно выпирали клубы грязно-желтого дыма, кипел огонь. - Потопали, сынок, домой. Здесь не самолеты светят нам, а ящики c крышкой...
Был конец июля 1942 года.
Лишь сутки спустя притащились они в Мечетинскую.
Аэродром недалеко от станицы - за гущиной лесополосы. Михаил подался док-ладывать о плачевных делах с ремонтом самолетов, а на КП - дым коромыслом. Еще при подходе к аэродрому бросилось в глаза, что тот буквально забит "илами". Оказывается, на небольшую летную площадку посадили два полка. Штурмовики возвращались с боевых заданий, заруливали кто куда и - шабаш, горючего ни капли, Наземникам позарез нужна помощь авиации, заявки поступают беспрерывно, а самолеты - на приколе. Напряжение с каждым часом накалялось, но кто теперь разберется в путанице? В абракадабре отступления кто-то посадил полки в Мечетке, а батальон авиаобслуживания и вместе с ним цистерны с бензином направил в другое место. Так объяснял начальник штаба полка. Но объяснения в баки не зальешь...
Барабоев связался по телефону с аэродромом в Кагальницкой, где базирова-лись истребители прикрытия, попытался выпросить горючего. Но командир полка ЛаГГ-3, мужик грубоватый, ответил присказкой: "Бердичев - одно слово, Тихий Дон - два, а иди ты... ровно три..."
Комдив вызвал Барабоева. Вернулся тот на себя не похож. Исчезла горделивая стать, потускнел, гимнастерка щегольская на нем, как на вешалке. Увидел Ворожбиева, вдруг шлепнул себя ладонью по лбу.
- Товарищ Ворожбиев! У-2 заправлен?
- Откуда я знаю? Если никто не летал...
- В таком случае... - Тонкий голос майора зазвучал на самой высокой ноте;
- Немедленно проверьте, запускайте мотор и - марш! Ищите колонну БАО! По всем дорогам! Найдите во что бы то ни стало. Они далеко не ушли. Передайте комбату, чтоб под страхом трибунала без малейшего промедлении направил бензовозы сюда. Выполняйте!
- Товарищ командир, а где искать колонну?
- Здесь! - шлепнул майор по карте пятерней.
Михаил только крякнул. После получения столь исчерпывающих указаний оставалось одно: утюжить воздух, пока не опорожнится собственный бак или не срубят фашистские истребители.
Как ни желал он помочь застрявшим в Мечетинской ребятам, надеяться на удачу не мог - слишком много "но". Один из погибших летчиков, весельчак, улетая на боевое задание, частенько напевал: "Если не собьет меня фон-Тот, в клещи не зажмет фашистский флот, не сразят в зенитной буче и не плюхнусь без горючки, - я вернусь к тебе, родная мама". Да уж... Шастающие по-над степями зондерегеря - фашистские истребители-охотники - так и высматривают У-2, знают, на них возят начальство, доставляют важные донесения.
