Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк
Саид-бей служил султану, как его отец предшественнику Абдул-Хамида, но без особого воодушевления. Чтобы противостоять амбициям европейских держав и угрожать Франции, Великобритании и России, колонизировавшим множество мусульманских народов, Абдул-Хамид стал проводить панисламистскую политику, памятуя о титуле халифа[5], возобновленном одним из его предшественников, султаном Селимом I Грозным в 1517 году (Селим I вернул звание халифа после завоевания Египта). Абдул-Хамид решает построить железную дорогу, соединяющую Стамбул с Хиджазом — священными местами ислама. Саид-бей вносит свою лепту в этот грандиозный проект, жертвуя несколько пиастр! Высокопоставленный чиновник делает все что следует, но ничего более. Впрочем, Саид уважает религиозные праздники и не работает по пятницам, но в то же время не колеблясь направляется в кафешантан в этот день, предназначенный для Аллаха, а в дневнике скрупулезно отмечает количество выпитой анисовой водки, забывая упомянуть о посещении мечети.
Как и большинство представителей османской элиты, Саид ведет жизнь, полную явных противоречий. Он служит четко налаженному государственному аппарату в империи, приходящей в упадок. Он — подданный султана, чья власть, по крайней мере теоретическая, все еще распространяется до Триполитании, Кувейта, Албании, но никогда не покидает Стамбула. Его мир сводится к микрокосму — от султанского дворца на берегу Босфора до дома в Аксарае, одном из престижных кварталов Стамбула[6]. Летом, которое начинается для него в апреле и длится в течение шести месяцев, Саид снимает на берегу Босфора великолепный дом, украшенный мраморными колоннами и окруженный прекрасным садом. Иногда он покидает Босфор и отправляется по Мраморному морю в живописную бухту Каламис или на Принцевы острова — жемчужину Мраморноморья.
Саид-бей ценил европейскую изысканность, свободно владел французским языком, часто посещал итальянские и французские театры в Бейоглу, дипломатические приемы; он купил для старшей дочери пианино, а жене выписал французский дамский журнал[7]. Всё это не мешало ему оставаться истинным османом. Концерт арабской музыки, спектакли Карагёза, турецкой марионетки, более непристойные, чем французские, часы, спокойно проведенные в мужском кругу за курением кальяна и чаепитием: Саид-бей был приверженцем традиционного образа жизни османского буржуа Стамбула. Выглядеть европейцем, оставаясь османом, — вот желание Саид-бея, как и многих других ему подобных.
Волнения в казармахПолсотни мужчин, собравшихся 4 февраля 1902 года в Париже у сенатора Лёфевр-Понтали, не одобряли материальное благополучие и ханжество Саид-бея. Правительство Османской империи безуспешно пыталось запретить объединение «младотурок», в котором на самом деле состояли турки, греки, армяне и представители других национальностей империи. Одни противники султана жили за пределами империи в течение долгих лет, другие присоединились к ним недавно и, наконец, третьи оставались в империи, чтобы тайно осуществлять активную деятельность в наиболее современных училищах — среди будущих военных медиков, ветеринаров, офицеров, инженеров. Их было немало среди будущей элиты подданных султана, считающих, что Абдул-Хамид ведет империю к катастрофе. 9 февраля «младотурки» как самостоятельное движение заявили о своих целях: сохранение целостности империи, уважение гражданских прав и восстановление конституции, обеспечение порядка и мира при соблюдении равенства всех османов.
Идеи младотурок проникли даже в Академию Генерального штаба, один из важнейших центров османской власти.
Именно в это время одним из сорока трех курсантов, принятых в Академию Генерального штаба, оказался Мустафа Кемаль. Точная дата его рождения неизвестна. Официальная «История Турецкой Республики», опубликованная в 1935 году, указывает 1880 год; лучший биограф Кемаля, Шевкет Сюрейя Айдемир, придерживается иной даты — 14 января 1881 года; другой турецкий биограф Кемаля считает датой его рождения 23 декабря 1880 года. Декабрь 1880 года или январь 1881 года — точная дата не столь важна. Неясность, окружающая дату рождения Кемаля, не является чем-то исключительным. «Я не знаю точную дату моего рождения, — пишет в своих «Мемуарах» один из высокопоставленных турок, родившийся в конце XIX века, — так как дни рождения не отмечались в то время. Во многих семьях обычно записывали дату рождения детей на листочке, хранящемся в семейном Коране, но я не смог обнаружить следов своего рождения. Когда я задавал этот вопрос матери, она всегда отвечала: „Ты родился, когда начал созревать виноград“…» Махбуле, сестра Кемаля, вспоминает: мать говорила ей, что он родился «в тот вечер, когда была сильная снежная буря».
Кемаль оказался в среде военных с 1894 года, через пять лет после смерти отца, сраженного туберкулезом. Отец Кемаля, Али Рыза, служил мелким чиновником, затем занялся коммерцией, но неудачно. Семья жила в нужде. Кемаль редко говорил об отце. Тем не менее он вспоминал роль отца при выборе начальной школы. Его мать, Зюбейде, хотела отправить сына в традиционный мектеб, но Рыза предпочел новую светскую школу, только что созданную в Салониках. Когда Кемаль окончил ее, отца уже не было, и на этот раз он сам выступил против желания матери. Зюбейде намеревалась записать сына в рюштие — среднюю гражданскую школу, созданную правительством в Салониках, как и в других главных центрах империи. Но подросток предпочел военное рюштие: «Нашим соседом был майор Хатип. Его сын Ахмет учился в военной школе, носил форму этой школы. Мне хотелось быть одетым, как он. Я часто встречал офицеров на улицах и понял, что должен пойти в военную школу, чтобы стать таким, как они. Моя мать очень боялась военной школы и яростно сопротивлялась тому, чтобы я стал солдатом. Я прошел по конкурсу в военную школу самостоятельно, без ведома матери. Таким образом, я поставил ее уже перед свершившимся фактом».
Стал ли Кемаль военным из-за престижа военного мундира? Подобный вопрос кажется упрощенным. Сделать карьеру на государственной службе — мечта каждого османа, а армия давала такой шанс. В былые времена империя увенчала себя славой военных завоеваний, а в конце XVII века, когда победы происходили все реже, армия стала одним из первых государственных институтов, преобразованием которого серьезно занялись османские реформаторы. Обновленные, зачастую с помощью иностранных консультантов, освобожденные от социальных предубеждений, офицерские школы превратились в самые передовые учреждения империи. Стать пашой (генералом), офицером или даже военным врачом мечтали многие мальчишки. И даже участившиеся поражения и надвигающийся крах империи не останавливали желающих поступить в офицерские школы, напротив, это только способствовало увеличению их числа.
