Збигнев Войцеховский - Раневская, которая плюнула в вечность
Если уж везет, то до конца, если нет, то тоже. Так вот, мать Фаины Раневской сама была буквально больна тем, что считается высоким искусством. Она любила стихи, прозу, боготворила Чехова, была без ума от театра. Увидев самую настоящую игру своей маленькой дочери в спектакле, придуманном ею же самой, женщина возрадовалась от всей души.
Спустя самое короткое время маленькая Фаина начала посещать театральную школу. Педагоги хвалили ее способности, оценивали их очень высоко. Но это была всего лишь обыкновенная детская театральная школа, за посещение которой нужно платить деньги. Кстати, меценат Гирша Фельдман вложил в нее немало своих денег.
Занятия в театральной школе сделали для Фаины реальным то, что ранее считалось невозможным. Она понемногу как будто забывала о своем физическом недуге и начинала говорить без заикания и в обыкновенной, не театральной среде. Пусть ее голос звучал немного нараспев, но этот успех укрепил уверенность девочки в своих силах и способностях. Фаина начала заниматься в гимназии, как все дети.
Вскоре к ней пришло первое сентиментальное чувство, как будто влюбленность. Конечно же, в самого красивого мальчика в классе. Умного настолько, что он заметил, какими глазами смотрит на него застенчивая Фаина, робеющая от одного его присутствия. Да, заметил и пригласил на свидание!
Это было не просто волнительным, а первым. Поэтому страшным, притягательным, настолько глубоко личным, что никому-никому нельзя было рассказывать о будущем вечере.
Встреча должна была состояться в парке, под большим деревом, которое в городе знали все. Свидания тут назначались очень часто. Ошибиться с местом было нельзя.
Но юная Фаина пришла туда и решила, что ошиблась. Возле этого самого дерева прохаживалась ее подружка, явно ожидая кого-то. Ладно, не совсем подружка. Таких у Фаины просто не было, но с этой девочкой они были достаточно дружны.
Будь обе постарше, поопытнее, они пообщались бы, узнали бы всю правду о своих свиданиях. Все было бы хорошо. Но получилось иначе. Больно.
Фаина, уже в ту пору отличавшаяся острым умом и способностью сравнивать, размышлять и делать выводы, попробовала заговорить с девочкой. Тем более что они были чем-то похожи. Обе не самые известные красавицы, почти одинакового роста, да и гардероб их не сильно отличался. В ту пору, как вы понимаете, бутики на каждом углу не стояли. Заметное внешнее различие заключалось в том, что Фаина была черненькая, в легких кудряшках. Другая девочка была белокурой.
Попытка заговорить с ней для Фаины закончилась ничем. Если у нее в тот момент над всеми чувствами преобладали ум и интерес, то у девочки-соперницы – ревность и соперничество.
Мне вот кажется, что если сегодня две взрослые женщины окажутся где-то в одном месте, явно приглашенные на встречу, вынужденные томиться ожиданием, то они ни за что не заговорят друг с другом. Эти особы будут скептически оценивать одна другую, искать малоприятные черты в фигуре, одежде, лице, прическе и очень нервно ожидать прихода своих кавалеров. Потом одна из них обязательно чуть обернется, мстительно улыбнется и буквально выкрикнет одним только взглядом: «Мой – круче!» Так уж устроены женщины. Каждая изначально видит в другой прежде всего соперницу.
Юная Фаина понимала это. Но тот факт, что она и одноклассница оказались в одном месте в одно время, что они внешне были очень похожи, если не брать в расчет цвет волос, возбуждал в ней нехорошие подозрения. Фаине хотелось поделиться с девочкой именно ими, но та отвергла предложение поговорить.
Шло время.
Девочки чуть прохаживались вокруг назначенного места, нервно поглядывая на дорожку, ведущую к входу в парк.
И вот появился тот самый красивый мальчик их класса. Он шел уверенно, неторопливо. Улыбка удовольствия растягивала его губы. Он уже увидел двух девочек, ожидающих его.
Тут они разом поняли, что он назначил встречу им обеим. Они пришли сюда по его приглашению. Он сделал это совсем не по рассеянности, ничуть не случайно.
Девочки замерли.
Что они чувствовали в тот момент? Фаина Раневская в своих воспоминаниях не оценивала ни саму себя в этот момент, ни мальчика, ни свою соперницу. Она вообще не расписывала ситуацию. Просто рассказала, так, мимолетно. Только добавила в конце буквально несколько слов: «У меня уже есть опыт, когда тебя выбирают».
С одной стороны, это было и в самом деле похоже на то, что повторится для взрослой Фаины Раневской много-много раз. Кто-то будет осматривать, оценивать и выбирать: на главные роли, на роли первого плана, на роли без слов. Она будет вынуждена молча смиряться и с процедурой выбора, и с его результатом.
Но давайте вернемся в тот парк.
Ни одна девочка не сделала шага навстречу мальчику. Каждая боялась самого страшного: что не она будет избрана, что мальчик отвернется именно от нее. Потом юная Фаина увидела, как он подошел к ее однокласснице и взял ее за руку. Они рассмеялись, глядя в растерянное лицо Фаины, в выразительные глаза, сейчас полные слез.
Фаина не заплакала, сдержалась. Она повернулась и пошла спокойно, неторопливо. Хотя в тот момент ей хотелось бежать стремглав и кричать, плакать от жгучей обиды.
А потом случилось и вовсе страшное. Та самая соперница вдруг нагнулась к земле, подняла несколько камешков и стала их бросать в спину Фаины. А мальчик смеялся. И та девочка тоже.
Только что пережитый унизительный выбор вдруг превратился в ужасающее, самое подлое предательство. Фаина поняла, что все было подстроено, что она стала игрушкой для их развлечения. Ее пригласили в этот сад только затем, чтобы подвергнуть унижению. Его готовили именно для Фаины и добились своего.
Камешки больно стегали ей в спину, оставляли грязные серые следы на платьице, но Фаина не побежала. Внезапно своим маленьким умом она поняла, что самое главное в женщине – чувство собственного достоинства. Без него ей не стать свободной.
Она шла и глотала слезы, пока поворот дорожки не спрятал ее от обидчиков. Только потом девочка разрыдалась в голос, побежала, позволила своей горькой обиде вырваться наружу.
Фаина Раневская получила первый урок предательства, публичного унижения. Смеялись уже не над тем, что она была вот такая. Издевались не над ее еврейским происхождением или физическим недостатком – заиканием. Девочку унижали не потому, что она – дочь богатого и влиятельного отца.
Нет, сейчас было все куда страшнее. Сейчас смеялись, оскорбляли, унижали ее собственные чувства. Не физическую оболочку, данную природой, а внутреннее мироощущение, чувства, твое собственное «я», которое только начало прозревать. Это был страшный урок выживания, жестокий опыт. Удар был нанесен по самым сокровенным, самым светлым ее чувствам.
