Леонид Леонов - Нашествие
К о л е с н и к о в (улыбнувшись). И меня!
Т а л а н о в. И вас. Я помню время, когда ваш отец был дворником у покойного купца Фаюнина. (Иронически.) Постарели с тех пор, доложу вам. Мало на лыжах ходите.
К о л е с н и к о в (взглянув на Ольгу). Ну, теперь будет время и на лыжах походить.
Федор задел гребень Ольги на столике. Вещь упала.
(Насторожился.) Нас кто-то слушает там... Иван Тихонович.
Т а л а н о в. Нет... Никто.
Колесников заметил пальто Федора и молча поднял глаза на Таланова. В ту же
минуту Федор выступает из-за ширмы.
Ф е д о р. Никто - это, по-видимому, я. Как говорится в романах, из стены вышел призрак средних лет. Гутен абенд*, бояре!
_______________
* Добрый вечер.
Т а л а н о в (смущенно). Вы не знакомы? Это Федор. Сын.
Ф е д о р. Когда-то мы встречались с гражданином Колесниковым. В детстве даже дрались не раз. Припоминаете?
К о л е с н и к о в. Это правда. У нас в ремесленном не любили гимназистов. (С упреком Таланову.) Не понимаю только, что дурного в том, что сын... после долгой разлуки... навестил отца!
Ф е д о р. Ну, во-первых, сынок-то меченый. Тавро-с! А во-вторых, прифронтовая полоса. Может, он без пропуска за сто километров с поезда сошел да этак болотишками сюда... с тайными целями пробирался?
О л ь г а. Чем ты дразнишь нас, Федор? Чем?
К о л е с н и к о в. Вы напрасно черните себя. Вы споткнулись, правда... но, если вас выпустили, значит, общество снова доверяет вам.
Ф е д о р. Так полагаете? Ага. Тогда... Вот вы обронили давеча... что остаетесь в городе. Разумеется, с группкой верных людей. Как говорится добро пожаловать, немецкие друзья, на русскую рогатину. Пиф-паф!.. Так вот, не хотите ли взять к себе в отряд одного такого... исправившегося человечка? Правда, у него нет солидных рекомендаций, но... (твердо, в глаза) он будет выполнять все. И смерти он не боится: он с нею три года в обнимку спал.
Неловкое молчание.
Не подходит?
К о л е с н и к о в (помедлив). Я остаюсь только до завтра. Я тоже покидаю город.
Ф е д о р. Понятно. (Поглаживая усики.) Не потому ли так настойчиво и рекомендуете папаше драпануть отсюда?
Т а л а н о в. Я прошу тебя быть вежливым с моими друзьями, Федор.
К о л е с н и к о в. Я отвечу ему. Иван Тихонович безраздельно подарил себя людям. К нему ездят даже из соседних районов. Нам хотелось избавить его от опасностей. К тому же здесь будет довольно шумно, начнут оживать всякие мертвецы. Уже и теперь высовываются кое-где из подполья змеиные головки.
Ф е д о р. Значит, сестре моей, например, полезен этот шум?
О л ь г а. Я остаюсь со школой, Федор.
Ф е д о р (руки в карманах и покачиваясь). А не проще? Немцам потребуются видные фигуры для разных должностей...
О л ь г а (с намеком, резко). Боюсь, что они уже нашли их, Федор!
К о л е с н и к о в. Кончайте вашу мысль. Меня мать ждет в машине.
Ф е д о р. А не опасаетесь ли вы, что папаша здесь глупостей без вашего присмотра натворит?
К о л е с н и к о в. Вы озлоблены, но в вашем несчастье повинны только вы. Кроме того, мне некогда вникать в ваши душевные переливы. В другой раз. До свиданья, Иван Тихонович!
Они обнялись. Колесников перевел взгляд на Ольгу.
О л ь г а (тихо). Я провожу вас до машины.
К о л е с н и к о в (Федору). От души желаю вам найти себе место в жизни.
Ф е д о р (фальцетом). Мерси-и.
О л ь г а выходит вслед за К о л е с н и к о в ы м.
Т а л а н о в. Догони и извинись, Федор.
Ф е д о р. Доктор Таланов никогда не сек своих детей. С годами его взгляды на воспитание изменились?
Таланов устало полузакрыл глаза. Вернулась О л ь г а. Она зябко обхватила
руками плечи.
О л ь г а. Звезды, звезды... И, кажется, уже летят.
Ф е д о р (полувиновато, отцу). Слушай, неужели ты и теперь боишься его? Сколько я понимаю в артиллерии, эта пушка уже не стреляет.
Т а л а н о в. Теперь я знаю твою болезнь. Это гангрена, Федор. (Ему дурно: ухватясь за край скатерти, он оседает в кресло.)
Ольга кинулась к нему.
О л ь г а. Папа, ты заболел?.. Дать тебе воды, папа?
Д е м и д ь е в н а, вошедшая с ужином, торопится помочь ей.
Только тихо, тихо, чтоб мама не услышала.
Они успевают дать ему воды и подсунуть подушку под голову, когда приходит
А н н а Н и к о л а е в н а.
Мама, ему уже лучше. Ведь тебе уже лучше, папа?
Т а л а н о в. Трудный день выпал. Всё дети, дети...
Д е м и д ь е в н а (Федору). Ступай уж пока, ожесточенный. Потом постучишься... (совсем тихо) я тебя впущу.
Через плечо няньки Федор все смотрит на отца и суетящихся вокруг него женщин. Он, кажется, не верит, что пустяки могут вызвать такие следствия.
О л ь г а (подойдя к Федору). В самом деле, тебе лучше уйти теперь. Отец рано поднимается... работы много, очень устает.
Ф е д о р (беря пальто). Я не знал, Оля, что это... твой жених. Извини!
О л ь г а (с горечью). И это все, что ты понял за весь вечер, Федор?
Издалека, все повышаясь и усиливаясь, возникает сигнал воздушной тревоги. Ф е д о р слушает, подняв голову, потом уходит, никем не провожаемый. Молчание. Присев к столу и сжав уши ладонями, Ольга принимается за правку
тетрадей.
А н н а Н и к о л а е в н а (мужу). К тебе Кокорышкин с бумагами. Позови его, Демидьевна.
Д е м и д ь е в н а (на кухню). Войди, казенная бумага. Засох поди у печки-то.
Она уходит, взамен появляется К о к о р ы ш к и н и уже на ходу достает
чернильницу из кармана.
Т а л а н о в. Задержал я вас, Кокорышкин.
К о к о р ы ш к и н. Пустяки-с. Зато помечтал на досуге.
А н н а Н и к о л а е в н а. О чем же вам мечтается? (С болью.) Не о сыне ли?
К о к о р ы ш к и н. Мои мечтания больше все из области сельского хозяйства. (Копаясь в портфеле.) Диоклетиан, царь, удалился от государственных дел для ращения капусты. В Иллирию! (Подняв палец.) Громадные кочны выращивал. (Подавая бумагу.) О проведении оборонных мероприятий.
Т а л а н о в. Это о курсах медсестер? (Подписывая.) А ведь был день, Аня... и у нас все наше, мечтанное, было впереди. И ты держишь экзамен, на тебе майское платье. И ты играла тогда... уже забываю, как это?
Анна Николаевна идет к пианино. Одной рукой и стоя она воспроизводит
знаменитую музыкальную фразу.
И дальше, дальше. Там есть место, где врываются ветер и надежды.
Тогда она садится и играет в полную силу. Молча Кокорышкин подает, а
Таланов подписывает бумаги.
К о к о р ы ш к и н. И последнюю, Иван Тихонович.
Слышен разрыв бомбы, и второй - ближе. Музыка продолжается. Это борьба двух противоположных стихий. Когда героическая мелодия заполняет все, следует третий, совсем близкий разрыв. Дребезг стекла и грохот обвала. Свет гаснет. С разбегу Анна Николаевна успевает сыграть два последующих
такта. Потом тишина.
Чернил не опрокиньте, Иван Тихонович. Погодите, я вам спичечку чиркну.
