Макс Гофман - Война упущенных возможностей
Выше я упомянул о генерале Тераучи. В первом походе, в котором ему, молодым еще человеком, пришлось принять участие – это было во время гражданской войны 1868 года, – он был ранен стрелой из лука. От этой раны он стал сухоруким.
Тераучи всегда представлялся мне символом быстрого развития японской армии. Армия эта в течение тридцати лет прошла расстояние, отделяющее вооружение луком и стрелами от вооружения современными пулеметами и автоматическими ружьями, а тот, кто в юности своей сражался в ее рядах при помощи лука и стрел, – тот на старости лет стал военным министром при современной армии в современной же войне.
Что касается принципов обучения японской армии, то тут, когда начали изучать европейские образцы, боролись два направления: представители одного высказывались за французский метод, представители другого – за германский. Последние одержали верх в связи с деятельностью известного генерала Мекеля в качестве преподавателя в японской военной академии.
К началу войны все войско обучено было по германскому уставу. Все инструкции и приказы были без изменения переведены на японский язык. Равным образом были приняты меры к тому, чтобы поставить по германскому же методу обучение офицеров Генерального штаба. Таким образом, наши германские основы обучения и командования были испытаны на войне, и мы могли быть довольны полученными результатами. Успех наших методов укрепил в японцах веру в наше военное искусство.
По окончании войны я пришел проститься к генералу Фуджи, начальнику штаба 1-й японской армии. Я сказал ему, что с нетерпением ожидаю узнать, какие изменения внесены будут в японский устав на основании опыта войны. Он ответил мне: «Я тоже. Мы посмотрим, какие новые инструкции изданы будут в Германии на основании донесений прикомандированных к нашей армии офицеров. Тогда мы эти инструкции переведем, как это делали и раньше».
Я не хотел бы закончить главу моих воспоминаний о Японии, не упомянув о некоторых иностранных военных атташе, с которыми меня свел случай в 1-й армии Куроки. Им суждено было сыграть исключительную роль в мировой войне. Кроме известного английского генерала сэра Джона Гамильтона и майора Кавиглиа, впоследствии итальянского военного министра, к их числу принадлежали трое американцев: полковник Краудер и штаб-офицеры Пейтон-Марч и Першинг. В мировой войне получили известность: полковник Краудер как организатор, Пейтон-Марч как начальник Генерального штаба и Першинг как главнокомандующий новой американской армии.
Я был в большой дружбе с капитаном Марчем, дававшим мне уроки английского языка. Он мне особенно нравился широтой своего военного кругозора, свойственной образованному уму, и своим открытым прямым характером.
Как я уже упомянул выше, русские многому научились во время японской войны. Характерно для русской действительности, что эти успехи скорее следует приписать личной инициативе отдельных лиц, чем распорядительности центральных властей.
Генерал Ренненкампф, не очень отличившийся как военачальник во время японской войны, составил на основании опыта этой войны проект нового устава для пехоты. Он ввел его сначала в своем 3-м корпусе, а позже, уже будучи командующим Виленским военным округом, и в войсках этого округа. Этот проект был затем, в качестве временного, введен во всей русской армии, но до выработки постоянного устава дело так и не дошло.
На вопрос о том, какое назначение даст русское командование главной массе своих войск, с нашей военной точки зрения следовало бы ответить, что самым естественным и правильным было бы направление их против нас, против Германии. Мы были сильнейшим противником; если бы удалось нас победить, то война против Австрии была бы детской игрой. Поэтому я думаю, что если бы германский Генеральный штаб распоряжался русскими войсками, то против Австрии были бы назначены действовать оборонительно войска Киевского и Одесского военных округов, все же остальные силы были бы направлены против Германии.
Если бы русское командование стало на эту правильную точку зрения, то прошло бы, во всяком случае, много недель до окончания развертывания русских сил на германской границе, до сосредоточения всех частей, включая и сибирские.
Подобно тому, как неизвестно было нам назначение главных русских сил, так же неведома была нам и организация тех миллионов солдат старших призывов, находившихся в распоряжении русского командования.
До японской войны Россия, в противоположность германской и французской практике, стояла на той точке зрения, что уже в мирное время ей нужны некоторые кадровые части на случай мобилизации резервных войск. При недостаточном умственном развитии русского солдата, при недостатке в офицерах и в унтер-офицерах запаса такая точка зрения была, конечно, правильной. Для этой цели имелся ряд резервных бригад. При мобилизации путем удвоения их развертывали в «первоочередные резервные дивизии», а путем учетверения – во «второочередные резервные дивизии».
В японскую войну образованные таким путем резервные дивизии оказались, по-видимому, неудовлетворительными. Напомню неудачу резервной дивизии Орлова у Янтайских угольных копей. Среди густого гаоляна, стебли которого, вышиной в два-три метра, исключали всякую возможность осмотреться, эта дивизия неожиданно натолкнулась на бригаду 12-й японской дивизии. Японцы ударили в штыки и отбросили почти без сопротивления дивизию Орлова. Поэтому после войны резервные бригады были распущены, и было введено формирование резервных дивизий по французскому образцу и под французским руководством.
Нам неизвестно было, сколько будет выставлено таких дивизий, сколько времени уйдет на их развертывание, будут ли они сведены в резервные корпуса и т. д.
Глава вторая. Отозвание генерала фон Притвиц-Гафрона
К вечеру первого дня мобилизации я прибыл в Познань – центральный пункт мобилизации 8-й армии. Во главе этой армии стоял генерал-полковник фон Притвиц-Гафрон.
Корпус генерала Войрша имел особое назначение: он должен был участвовать в наступлении австрийцев, находясь на их крайнем левом фланге. Для выполнения возложенной на него задачи этот корпус был снабжен далеко не достаточно. Он нуждался прежде всего в тяжелой артиллерии и в санитарных учреждениях – последнее обстоятельство можно было назвать прямо-таки преступным упущением.
Командование 8-й армией могло оказывать на действия корпуса весьма слабое влияние. Телефонная связь поставлена была слабо, и во время наступления корпуса она, за отсутствием материала, совсем оборвалась.
