Руфь Рома - Повесть и рассказы
Лена так резко выдернула руку из-под моей щеки, что мне стало горячо. Она села в кровати и громко спросила:
— Это сказала бабушка? Кому сказала?
— Папе.
— Неправда, бабушка не могла этого сказать.
— Нет, сказала, я слышала. Она сказала: «Надо искать детям мать».
Лена схватила меня за руку. Ее лицо, освещенное луной, как бы повисло в темноте и стало белым и плоским, как нарисованное. Она заговорила горьким, взволнованным шепотом:
— Ты глупая, ты ничего не понимаешь. Нашу маму нельзя найти. Она умерла. Это будет чужая женщина. Это будет мачеха.
— Мачеха?
Это недоброе, жесткое слово было мне знакомо. Я вспомнила протяжный Настин голос: «Злая мачеха выгнала старикову дочку на мороз…»
— Нет, бабушка не говорила про мачеху, она сказала…
— Ах, ты ничего не понимаешь! — перебила меня Лена. — О чем с тобой говорить!
Она отвернулась и долго молчала, потом спросила:
— А что ответил папа? Ты слышала, что он ответил?
— Он сказал: «Я не могу ее забыть».
— Да? Он так сказал? А еще что? Вспомни.
— А еще он сказал: «Подумайте, что вы говорите».
— Конечно, конечно, папа так сказал… Ну ладно, спи. Мне завтра надо пораньше прийти в школу. Будем мыть класс.
Лена опять просунула руку мне под голову, и мы заснули. Утром старуха, ворочаясь, как медведица, укладывала свой сундучок.
— Нет, — бормотала она, — лучше кухарить, чем с детями. Дура, я взялася. И дети попались какие-то скаженные!
— Мы не скаженные, — сказала я.
— И ты тут. Ладно. Ну-ка, расскажи мне, что дальше было.
Я рассказала няньке, как Иванушка победил Кощея и увез царевну.
— Ну, вот и хорошо, — сказала старуха, — значит, по-честному. И свадьбу сыграли. Так… — Она взглянула на меня своими спрятанными глазами. — Ишь ты! Какое мелкое дитя, а какое языкатое. И где в твоем тщедушном теле слова такие лежат? Ишь ты! «По усам текло, а в рот не попало!» — протянула она и засмеялась, не раскрывая рта, как-то странно фыркая носом.
— Это нам Настя рассказывала. Она много сказок знала. Она с Матвеем уехала, а мы остались.
— Так. Значит, рассказывала она вам… А я вот не умею с детями. Своих не было́: мужик мне плохой попался, пил без просыпу, потом помер. Свекровь ела меня. Я в кухарки пошла. Вот так. Тебе спасибо. Уважила старуху. — Она опять покосилась на меня и добавила: — Не понимаешь ты ничего, что я тебе говорю. Мелка больно.
— Нет, я понимаю, — ответила я. — А кто вас ел?
Старуха опять смешно зафыркала, взвалила на плечи сундучок и ушла, не оглянувшись.
…В один из летних дней мы с Маней играли в саду за домом в прятки.
Пышные, приземистые яблони еле удерживали на своих усталых ветвях множество блестящих, умытых теплыми дождями яблок. При малейшем ветре яблоки срывались и падали на землю с глухим стуком. Деревья сияли в потоке розового предзакатного света.
Внезапно открылась калитка, и в сад вошла невысокая молодая женщина. За ней шел отец. Мне хотелось побежать к нему, но я постеснялась и спряталась за куст смородины. Женщина свернула с дорожки и пошла по густой траве, наклонившись и задевая ее рукой. Она почти дошла до куста, за которым я лежала, но вдруг остановилась, села на траву и, закинув голову, стала смотреть на небо, где рядом с солнцем шевелились странные розовые животные.
— Как хорошо здесь! — сказала она.
Папа подошел и прислонился спиной к пружинистой яблоневой ветке.
Тут ко мне в рукав залез муравей, и я испугалась, что он меня сейчас укусит. Пока я ловила муравья, женщина разговаривала с папой, и я услышала, как она сказала, что у нее триста детей и надо их всех привезти с дачи.
«Врет», — подумала я, а папа нисколько не удивился ее словам. Он спросил:
— Вы, наверное, очень устали?
— Да, очень, — ответила гостья.
В это время муравей все-таки укусил меня, я вскочила и увидела рядом с собой муравейник. Пришлось выйти из-за куста.
— Подумайте об этом серьезно, Соня, — сказал папа.
— Я подумала, — ответила она.
— А вот и Тина! Ты где была? — Папа обнял меня и подвел к гостье.
— За кустом. Можно у тебя что-то спросить?
— Ты сначала поздоровайся.
— Здравствуйте. Можно спросить? Разве у человека бывает триста детей? Это неправда.
Гостья рассмеялась и сказала, что триста детей живут в детском доме, а она заведующая.
— Это Софья Петровна, мамина подруга, она приехала из Петрограда, — сказал папа. — А это Тина.
— Средняя? Очень на вас похожа. Просто удивительно. Одно лицо.
— Да, это средняя, а сейчас я покажу вам маленькую. Тина, где Маня?
— Она спряталась, мы в прятки играем.
— Куда же она спряталась? — спросила женщина, поворачивая мои руки ладонями вверх и зачем-то заглядывая мне в уши.
— Не знаю. Она спряталась, чтобы я не знала, где она, — ответила я, отстраняясь.
— Вот как? А почему у тебя руки такие грязные и чулок спущен?
— Руки грязные потому, что я в кустах упала, а чулок спущен потому, что руки грязные — поднять нечем.
— Логично! — Женщина улыбнулась, оглянувшись на отца, и стала очень приятной и совсем молодой.
Она быстро наклонилась, застегнула мне чулок и предложила:
— Давай вместе искать Маню.
— Давайте, — ответила я.
Мы нашли Маню в беседке. Она крепко спала на полу под скамейкой.
— Не буди ее, — тихо сказала гостья, разглядывая сестру.
К нам подошел папа.
— Нашли? — спросил он.
— Тише, она спит. Какая она у вас худышка!
Отец осторожно поднял Маню. Руки ее свесились, как две тонкие веточки. Неожиданно она открыла глаза, посмотрела вокруг, спрятала голову под папин подбородок и заплакала.
— Ну что ты, что ты, глупенькая? — Папа пытался успокоить Маню, но она все плакала, цепляясь за его шею, как обезьянка.
— Смотри, какая смешная ворона сидит на дереве! — сказала гостья.
— Где? — спросила Маня. Она повернулась немножко и стала искоса смотреть на дерево, куда показывала Софья Петровна.
На самой вершине тополя сидела большая глянцевитая ворона. Она хотела удержаться на гибкой верхушке и качалась, изредка взмахивая крыльями. Потом опустилась на крышу беседки и стала важно шагать, бесстрашно на нас поглядывая. Мы засмеялись. В первый раз за много времени я услышала веселый смех отца и, обернувшись, увидела, что он положил руку на плечо нашей гостье.
Почему-то мне это было очень неприятно.
— Папа! — позвала я. — Пойдем домой.
— Да, ветер поднялся, — сказала Софья Петровна.
Когда мы вошли в дом, то увидели Лену. Она, наверное, только что пришла из школы.
