Юрий Гагарин - Дорога в космос
— Вот и вы, ребята, должны учиться так же отлично, — говорила Нина Васильевна.
Мои товарищи по классу рисовали портреты Владимира Ильича, писали о нём стихи. Многие у нас в классе рисовали и сочинительствовали. Но у меня к этому не было склонности — я больше любил арифметику. Хорошая была школа, милые ребята учились в ней. У многих не было отцов — погибли на войне, многие были круглыми сиротами. Каждый из них настрадался за войну, видел ужасы, чинимые оккупантами, испытал муки голода и бесправия — всё то, что невозможно ни забыть, ни простить. А дети со временем становятся взрослыми.
Минуло два года, я сдал свои первые в жизни экзамены по русскому языку и арифметике и перевёлся в другую школу, в пятый класс. Там я вступил в пионерскую организацию. В Доме пионеров занимался в духовом оркестре, участвовал в драмкружке, выступал на школьных спектаклях. Жил так, как жили все советские дети моего возраста.
В это время попалась мне книга, которая оставила яркий след на всю жизнь. Это был рассказ Льва Толстого «Кавказский пленник». Очень мне нравился русский офицер Жилин, его упорство и смелость. Такой человек нигде не пропадёт. Попав в плен, он бежал да ещё помогал бежать Костылину, человеку, слабому духом. Татарка Дина тоже была прелестной. Перечитывая рассказ, я всё время сравнивал его героев со знакомыми людьми. Ведь брат мой Валентин тоже бежал из плена. И в нём я находил черты полюбившегося мне Жилина.
Русскую литературу преподавала Ольга Степановна Раевская — наш классный руководитель, внимательная, заботливая женщина. Было в ней что-то от наших матерей — требовательность и ласковость, строгость и доброта. Она приучала нас любить русский язык, уважать книги, помогала понимать написанное. От неё мы узнали, как работали Пушкин и Лермонтов, как их убили на дуэлях, каким был Гоголь, как писал свои басни дедушка Крылов. Мы декламировали Максима Горького: «Буревестник с криком реет, чёрной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает».
Мальчики и девочки учились вместе, сидели рядом на одних партах, помогали друг другу. В шестом классе меня избрали старостой. Дружил я тогда, да и сейчас продолжаю дружить, с Валей Петровым и Женей Васильевым. Славные были товарищи. Мы помогали друг другу готовить уроки. Петров сейчас в Гжатске, работает техником по лесомелиорации на ремонтно-технической станции. Васильев работает в Москве. С нами дружила Тоня Дурасова. Милая, любознательная девчушка, с ясным, открытым взглядом. Сейчас она продавщица в одном из гжатских магазинов.
Физику в школе преподавал Лев Михайлович Беспалов. Интереснейший человек! Прибыл он из армии и всегда ходил в военном кителе, только без погон. В войну служил в авиационной части, не то штурманом, не то воздушным стрелком-радистом. Было ему лет тридцать, но по лицу его можно было понять, что человек этот многое видел, многое пережил.
Лев Михайлович в небольшом физическом кабинете показывал нам опыты, похожие на колдовство. Нальёт в бутылку воды, вынесет на мороз — и бутылка разорвётся, как граната. Или проведёт гребнем по волосам, и мы слышим треск и видим голубые искры. Он мог заинтересовать ребят, и мы запоминали физические законы так же легко, как стихи. На каждом его уроке узнавали что-то новое, интересное, волнующее. Он познакомил нас с компасом, с простейшей электромашиной. От него мы узнали, как упавшее яблоко помогло Ньютону открыть закон всемирного тяготения. Тогда я, конечно, и не мог подозревать, что мне придётся вступить в борьбу с природой и, преодолевая силы этого закона, оторваться от земли, но смутные предчувствия, ожидания чего-то значительного уже тогда зарождались во мне.
В школе пионеры организовали технический кружок. Душой его был Лев Михайлович. Мы сделали летающую модель самолёта, раздобыли бензиновый моторчик, установили его на фюзеляж, смастерённый из камыша, казеиновым клеем прикрепили крылья. То-то радости было, когда эта модель взмыла в воздух и, набирая высоту, полетела, проворная, как стрекоза! Вместе с нами радовались и математичка Зинаида Александровна Комарова, и завуч депутат Верховного Совета СССР Ираида Дмитриевна Троицкая. А Лев Михайлович почти серьёзно пообещал:
— Быть вам, хлопцы, лётчиками…
В РЯДЫ РАБОЧЕГО КЛАССА
Окончив в Гжатске шесть классов средней школы, я стал задумываться о дальнейшей судьбе. Хотелось учиться, но я знал, что отец с матерью не смогут дать мне высшего образования. Заработки у них небольшие, а в семье нас — шестеро. Я всерьёз подумывал о том, что сначала надо овладеть каким-то ремеслом, получить рабочую квалификацию, поступить на завод, а затем уже продолжать образование. Так делало старшее поколение, те, которые строили Днепрогэс и Магнитку, прокладывали Турксиб, основали Комсомольск-на-Амуре. Да и теперь, после войны, многие поступали так же.
Всё это я обдумывал наедине, советоваться было не с кем — ведь мать наверняка не отпустит меня. Для неё я всё ещё оставался ребёнком. Но про себя решил: если уеду из Гжатска, то только в Москву. Ни разу не побывав в ней, я был влюблён в нашу столицу, собирал открытки с фотографиями кремлёвских башен, мостов через Москву-реку, памятников. Хоть сам я и не рисовал, но страстно хотел побывать в Третьяковской галерее. Мечтал пройтись по Красной площади, поклониться великому Ленину.
Да и зацепка была у меня насчёт Москвы. Ведь там жил брат отца — Савелий Иванович, работавший в строительной конторе. У него были две дочки — Антонина и Лидия, мои двоюродные сестры. Когда я сказал дома, чтобы отпустили меня к дяде Савелию, мать заплакала, а отец, подумав, сказал:
— На хорошее ты дело решился, Юрка. Езжай… В Москве ещё никто не пропадал.
Учителя отговаривали: надо, мол, окончить семь классов. Но я уже тогда стремился не изменять однажды принятых решений. Собрали меня в дорогу. В поезде волновался: как встретят в Москве? Дядя жил на скромный заработок, а тут в его семье прибавлялся лишний рот. Но встретили меня хорошо, я бы сказал, даже очень хорошо. Сильно обрадовались двоюродные сестры.
Первые дни они показывали столицу со всеми её красотами, а потом Тоня отвезла меня в Люберцы на завод сельскохозяйственных машин. Там в ремесленное училище набирали молодёжь. Ещё в Гжатске я решил, что буду учиться на токаря, в крайнем случае стану слесарем. А тут выясняется такая картина: на слесарное и токарное отделения берут с семилетним образованием. А у меня только шесть классов, прямо хоть плачь!
— Не горюй, парень, — сказал директор ремесленного училища, — возьмём тебя в литейщики… Видал в Москве памятник Пушкину? Это, брат, работа литейщиков.
